Эссе Хоме - [5]

Борис несмело кивнул. Что-то такое он припоминал.

— Так вот, — Цирин сделала серьезное лицо. — То был не телевизор, а специальный аппарат, соединенный через подпространство с Главным Аналитически Мозгом Дарка. Трое, о которых ты спрашивал, побывали у меня в гостях, прошли проверку, а затем, получив наше приглашение, отбыли на Дарк. Ты тоже эту проверку прошел…

— Это что же, — встрепенулся наш герой. — Они за нами следили? Все время?

Его нравственности и понятиям приличия был нанесен ощутимый удар.

Чуть заметный румянец тронул щеки Цирин.

— Во-первых не "они", а "она" — машина, а, во-вторых, в ту ночь она была отключена.

Борис перевел дух.

А звездная посланница продолжала.

— Как только стало известно, что ты прошел проверку, я тут же помчалась к тебе. Сидела, ждала и радовалась. Ведь теперь мы сможем быть вместе. Всегда.

Согласитесь, уважаемый читатель, применительно к вечной жизни, это слово приобретает буквальный смысл…

Цирин прикрыла рукой на глаза Бориса и шепнула:

— Смотри…

И Борис увидел…

Кстати, какие картинки ему открылись, автор не знает — перед его глазами очаровательная дама-инопланетянка ручкой не водила, так что остается одно — судить о представленном герою по лицу самого героя. А оно светлеет, делается восхищенным и чуть обалдевшим. Ну — ну…

… Видение кончилось. Борис Сергеевич вновь оказался в привычной земной обстановке. Но рядом была Цирин, живым подтверждением тому, что виденное не сказка.

— Мы отправляемся завтра на рассвете, — сказала она. — В шесть утра. Так назначено.

Восторженный неофит согласно кивнул и обнял небесную подругу…

Поздней ночью, что-то около пяти часов по местному времени, Борис неожиданно проснулся. Рука Цирин лежала на его груди, а щеку омывало ее дыхание. В незашторенном окне сверкали звезды, напоминая об ожидаемых счастливых переменах в судьбе, а светящиеся стрелки будильника утверждали, что ждать этих перемен осталось недолго.

Наш герой улыбнулся, закрыл глаза и внезапно понял, что спать не хочется. Более того, с удивлением он осознал, что настроение у него не такое уж радостное, как показалось спросонья. Вовсе нерадостное. Угрюмое настроение.

Борис сел в кровати, взял сигарету и глубоко затянулся.

Потряс головой…

Потер лоб…

Но даже эти кардинальные и ранее безотказно действовавшие средства не помогли. Состояние духа осталось на грани замерзания.

Рядом часто задышала и шевельнулась Цирин. Он скосил взгляд и увидел ее открытые глаза.

— Что с тобой, милый? — прозвучал встревоженный голос. — Тебе нехорошо?

— Все нормально. Спи любимая.

Земную женщину подобная фраза успокоила бы полностью и она, повернувшись на другой бок, уснула бы, оставив мужчину наедине с его тяжкими думами.

Земную… Но подле нашего героя была даркианка.

— От чего ты говоришь неправду? — Цирин приподнялась на локте а потом села рядом. — Я же чувствую, — она обняла его за плечи, прижалась чудным своим телом и, точно мать с ребенком, продолжала. — Успокойся. Все будет хорошо. Вот увидишь…

Любого мужчину, в том числе и с планеты Дарк, такая фраза, да еще и прикосновение теплых женских рук успокоили бы. Или по крайней мере, заставили подумать о другом и действовать соответственно.

Любого… Но подле Цирин был Наш Герой (да, да, с большой буквы и оба слова.)

Борис смотрел перед собой, пытаясь понять в чем причина душевного дискомфорта. Наконец, сказавши "Я ненадолго", он вылез из постели и отправился на кухню пить холодный чай, но уже после первых глотков почувствовал настоятельную потребность заменить буроватый напиток рюмкой водки, что за отсутствием последней было совершенно невыполнимо. Имелся, правда, чисто теоретический вариант — обратиться к соседу Лехе, но…

И тут Борис вздрогнул.

Борис вскочил из-за стола.

Борис заходил из угла в угол кухни.

Шагал, круто уворачиваясь от острых мебельных углов, при том, что двигался, сугубо на "автопилоте", ибо и кухни толком-то не видел — перед глазами маячило худое, с многолетней щетиной, лицо соседа.

Леха… Алексей Аристархович Краеугольный — вот кто оказывается был причиной его тоски. Вот кто не давал покоя…

А вы никак помыслили — ностальгия? Березки ля рюс и "наличники резные на личике Рязани"? Хорошо кабы так! Сколь изящно смог бы я воспользоваться этим, тонко живописуя треволнения души Борисовой. Чего бы не накрутил, не навертел, постаравшись сугубо… Ан нет. Все сошлось на алкаше. Врать же не приучен, извиняйте…

Ударившись коленом об угол табуретки, наш герой, наконец-то, остановился. Перед ним в раме дверного проема, одетая только в южный загар, стояла Цирин. Взгляд ее полнился тревогой.

— Какая ты красивая, — прошептал Борис. — Ах, какая ты красивая.

— У тебя дурное настроение, — послышалось в ответ. — Боишься предстоящего перелета?

— Нет.

— Сомневаешься в том, что я говорю правду?

— Нет, нет.

— Все еще ревнуешь меня к тем троим?

— Нет, боже мой, конечно же нет.

— Тогда что с тобой происходит?

— Не знаю… Чушь какая-то в голову лезет. Ерунда.

— Расскажи, — Цирин шагнула к нему. — А хочешь я прочту твои мысли?

— Нет! О, нет! — предложение это показалось нашему герою столь противоестественным, что он отпрянул назад, угодив точнехонько на табуретку (Откровенно говоря, автор лично позаботился о том, чтобы Борис Сергеевич, представлявший в данную минуту всех нас, земную, если хотите, цивилизацию, не оказался на полу в пасквильной и противоестественной позе. Двигать же мебель внутри собственного рассказа — что может быть проще?)