Эссе 1994-2008 - [29]
Напрасно сидят на грудах костей озверевшие интеллектуалы, изображая различные радикальные жесты. До них нет дела никому, кроме жюри и журналистов. Изображать искусство еще глупее, чем искусство изображения. Ты художник и участвуешь в художественном процессе, когда предмета нет. Это уже не художественный процесс, а борьба за существование.
Зрение тем не менее не умерло. Человек привык видеть, воспринимать, наслаждаться и размышлять. Поэтому у гробов искусства такие очереди и во всем мире все больше и больше выставок давно умершей живописи. Бесконечные ряды картин, выставляемых со все более и более изощренной выдумкой, в конце концов превращаются в длинный визуальный ряд, в котором смысл нивелируется. Наше восприятие старой живописи все больше становится похожим на клиптоманию, а клипы все больше заменяют созерцание живописи.
Не надо говорить о масс- и поп-искусстве. Пещеры Альтамары были свободны от подобных разделений. Гравюру тоже можно назвать и массовой, и популярной. Дело не в аудитории - есть клипы невероятной эзотеричности и рекламные ролики для избранных. Изысканности и изобретательности в видеоклипе Pet Shop Boys больше, чем во всех интеллектуальных инсталляциях и концептах Биеннале и Документы вместе взятых. Новая зрительность пока еще лишь в колыбели, но за ней будущее - видеоклипы отберут все творческие силы у умершего искусства, оставив последнему одних искусствоведов-интерпретаторов в качестве кладбищенских шаманов. И слава Богу, потому как все к лучшему в этом лучшем из миров. Смотрите новогодние клипы.
Ленинградское детство променяли на копию московского Из академических залов Русского музея пропала "Фрина" Семирадского
АРКАДИЙ ИППОЛИТОВ
«Русский Телеграф». 10 октября 1997 года В прошлую пятницу вся прогрессивная общественность Санкт-Петербурга была взбудоражена сообщением об открытии Академических залов Русского музея. Это событие, относящееся к области скучного музейного официоза, тем не менее собрало весьма разнообразную публику, в том числе и множество молодых художников. Так что открытие стало тем, чем и должно было быть - фактом современной художественной жизни Петербурга, а не просто демонстрацией достижений отечественного музееведения.
Два огромных зала в центре Музея Александра III имеют особое значение для нашего города. Там, в огромных императорских пространствах, висели картины, на которых уже многие поколения ленинградцев (я подчеркиваю, именно ленинградцев) обучались азам восприятия изобразительной культуры. Буквально все дети нашего города простаивали перед "Последним днем Помпеи" Брюллова, "Медным змием" Бруни, "Девятым валом" Айвазовского, "Христианскими мучениками в Колизее" Флавицкого и "Фриной на празднике Посейдона в Эгине" Семирадского. Они поражали детское воображение - каждая по-своему и все одинаково - своей яркостью, драматичностью, занимательностью, выразительностью. И были для всех первым открытием искусства, истории, страсти, красоты.
В дальнейшем вкусы ленинградцев могли меняться: сначала их привлекали скромные пейзажи Левитана и Серова, потом начинались побеги в залы Модерна, отслеживание первых проникавших в экспозицию картин русского авангарда, походы в залы импрессионизма Эрмитажа, открытие Матисса и знакомство по западным альбомам с Кандинским, Клее, Уорхолом… Вкус менялся: в том же Русском зал Иванова с его этюдами оказывался гораздо более интересным и ценным, и Фрина уже не занимала ни глаза, ни мысли несколько снобирующего подростка, интересующегося искусством.
Я пережил точно такую эволюцию, характерную, уверен, для всех. Однако и во время самого отчаянного своего полевения, когда "Танец" Матисса казался чем-то весьма ортодоксальным, я не мог забыть ощущения детского счастья, восхищения, что охватывало меня перед Фриной в мои 7-8 лет, и даже тогда у меня доставало ума осознавать, что, каким бы примитивным ни казалось мне это переживание, без него я бы просто не существовал - был бы кто-нибудь другой, может быть, и очень похожий.
В одной из статей о выставке Альма Тадема в Музее ван Гога я написал, что различие между московским концептуализмом и петербургским неоакадемизмом коренится в том, что все московские дети созерцают "Явление Христа народу" Иванова, а ленинградские - "Фрину" Семирадского. Я искренне уверен, что этот бесспорный факт действительно важен для петербургской, ленинградской, петроградской или как еще ее там назовут культуры. В Больших просветах Эрмитажа хранятся произведения, намного превосходящие своей эстетической ценностью и "Фрину", и "Последний день Помпеи", но никогда эти залы не будут играть столь физиологически важной роли в душе уроженца нашего города, как Академические залы Русского музея.
Воздействие этих залов было столь оглушительным для детской души потому, что они идеально сочетали огромное пространство с огромными полотнами; оно казалось наполненным греческими героями, рыданиями христианских мучеников и португальской графини, красотой блистающих валов Айвазовского и бархатных юбок Брюллова. Это было потрясающее оперное действо - с любовью, кровью, костюмами, страстями, красавицами - оперное действо, завораживающее и детей, и интеллектуалов. То есть то, о чем только мечтают современные экспозиционеры.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аркадий Ипполитов – хранитель кабинета итальянской гравюры в Государственном Эрмитаже, крупнейший знаток и тонкий ценитель итальянской истории и культуры. Герой его книги – Рим, удивительный город, город Великого Стиля. На страницах мелькает множество персонажей: папы и императоры, величайшие художники и гениальные архитекторы, обворожительные красавицы и неотразимые авантюристы – блистательная свита Вечного города. Непринуждённая легкость талантливого писателя, к тому же обладающего огромными знаниями и безупречным вкусом, наполняет страницы любовью и изящной иронией.
Уникальная книга о невероятном городе. Венецианское прошлое не исчезло, вечная красота свежа, как «высокая вода», с моста Риальто слышны голоса куртизанок и крики николотти, дерущихся с кастеллани. Здесь масок больше, чем лиц, а скелетов больше, чем шкафов, здесь меняет карту мира слепой дож Дандоло и царит неистребимое византийство, которым навеки заразилась Венеция, грабя Константинополь. Здесь толпы туристов и мёртвое безлюдье, рослые рабы-славяне и бандиты-крестоносцы, Вивальди и Тициан, Гоцци и Тинторетто, Дягилев и Бродский, венецианский авангард XV века, старинные небоскрёбы венецианского гетто, мерцающее золото смальт, разноцветный звон муранского стекла, зелёный запах моря в Каннареджо и рио.
Книга – путешествие по Милану, Павии, Брешии, Комо, Кремоне и другим местамЛомбардии, которое могут себе позволить только избранные. Такая Италия – редкий, дорогой, почти недоступный подарок. Аркадий Ипполитов, писатель, ученый-искусствовед, знаток-путешественник, ведя читателя на самую блестящую из всех возможных экскурсий, не только рассказывает, что посмотреть, но и открывает, как увидеть. Замки, соборы, дворцы, картины, улицы, площади, статуи и рестораны оживают, становятся знакомы, интересны, дышат подробностями и обретают мимику Леонардо, Арчимбольдо, Наполеона…Картезианцы и шартрез, гусиная колбаса и «глупая говядина», миланские гадалки и гримасничающие маскароны… Первое желание читающего – вооружившись книжкой, срочно лететь в Италию и увидеть ее новыми глазами.
Эссе опубликовано в журнале «Русская жизнь» 27 августа 2008 года.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.