Эсперанса - [3]

— Укололась шипом, — сказала Эсперанса.

Абуэлита кивнула и задумчиво сказала:

— Не бывает роз без шипов.

Эсперанса улыбнулась, понимая, что бабушка имела в виду вовсе не цветы. Она сказала, что не бывает жизни без трудностей. Девочка смотрела на серебристый крючок, танцующий вверх и вниз в руке Абуэлиты. Когда волос падал ей на колени, она брала его и вплетала в одеяло.

— Эсперанса, вот так мои любовь и добрые пожелания навсегда останутся в этом одеяле. Теперь смотри. Десять петель до верхушек гор. Добавь одну. Теперь девять вниз до долины. Пропусти одну.

Эсперанса взяла крючок и повторила движения Абуэлиты, а потом посмотрела, что получилось. Верхушки гор вышли кривовато, а долины завязались в тугой узел.

Абуэлита улыбнулась и, потянув нить, распустила все ряды Эсперансы.

— Никогда не бойся начинать все сначала, — сказала она.

Эсперанса вздохнула и снова начала с десяти петель.

Тихо напевая что-то себе под нос, вошла их экономка, Гортензия, с тарелкой маленьких бутербродов. Она предложила один маме.

— Нет, спасибо, — сказала мама.

Гортензия поставила поднос, принесла шаль и укрыла мамины плечи. Эсперанса не могла припомнить время, когда Гортензия не заботилась бы о них. Она была родом из индейского племени сапотеков — невысокая, плотная, с иссиня-черными волосами, заплетенными в косу. Эсперанса смотрела на двух женщин, глядящих в темноту, и думала, до чего же они не похожи друг на друга — Гортензия казалась полной противоположностью мамы.

— Не волнуйтесь так, — сказала Гортензия, — Альфонсо и Мигель найдут его, непременно найдут.

Альфонсо, муж Гортензии, распоряжался всеми полевыми работниками и считался папиным другом и компаньоном. Он был невысоким, как и Гортензия, и таким же смуглым. Из-за круглых глаз и висячих усов Эсперансе казалось, что Альфонсо похож на брошенную игрушку. Хотя он и не думал грустить. Он любил землю так же сильно, как папа. Вдвоем, работая бок о бок, они воскресили заброшенный розарий, переходивший из поколения в поколение в их семье. Брат Альфонсо работал в США, поэтому он все время твердил, что и сам когда-нибудь туда поедет, однако оставался в Мексике, потому что был привязан к папе и Ранчо де лас Росас.

С Мигелем, сыном Альфонсо и Гортензии, Эсперанса дружила с самого детства, и они часто вместе играли. В шестнадцать лет он уже перерос обоих родителей. У него были темная кожа и большие мечтательные глаза Альфонсо, а брови такие густые, что Эсперансе всегда казалось, будто они вот-вот срастутся.

Он знал самые дальние уголки их владений лучше всех. Еще когда Мигель был мальчишкой, отец Эсперансы брал его с собой в те места, которые Эсперанса и мама никогда не видели.

Когда Эсперанса была помладше, она часто жаловалась:

— Ну почему папа всегда берет с собой Мигеля, а не меня?

Папа на это отвечал:

— Потому, что он умеет чинить то, что сломалось, и учится делать свою работу.

Перед тем как уехать с папой, Мигель всегда смотрел на нее и насмешливо улыбался. Но папа говорил правду: Мигель был терпелив и силен. Он мог починить что угодно, хоть плуг, хоть трактор, особенно то, у чего есть мотор.

Несколько лет назад, когда Эсперанса еще была маленькой девочкой, мама с папой обсуждали мальчиков из «хороших семей», с которыми следует познакомить Эсперансу. Но она не могла представить, что ее выдадут замуж за незнакомца, и поэтому заявила:

— Я выйду замуж за Мигеля!

Мама рассмеялась:

— Ты передумаешь, когда подрастешь.

— Нет, не передумаю, — сказала Эсперанса.

Но теперь, став девушкой, она понимала, что Мигель был сыном управляющего, а она — дочерью владельца ранчо, они стояли на разных берегах реки. Как-то, заважничав, Эсперанса рассказала это Мигелю. С тех пор они обменялись только парой слов. Когда они случайно встречались, он кивал и вежливо говорил: «Mireina, моя королева», — и больше ни слова. Он теперь не дразнил ее, не смеялся, и они перестали болтать обо всем подряд. Эсперанса делала вид, что ей все равно, но втайне горько сожалела, что рассказала ему о реке, которая их разделяет.

Не на шутку встревоженная, мама то и дело подходила к окну. Каждый ее шаг по выложенному плиткой полу отдавался гулким звуком.

Гортензия зажгла лампы.

Шло время. Минуты складывались в часы.

— Я слышу всадников! — воскликнула мама и побежала к двери.

Но это оказались всего лишь тио Луис и тио Марко, папины сводные братья. Дядя Луис занимал пост президента банка, а дядя Марко — мэра города. Но Эсперансу не волновало положение этих родственников — она их не любила. Они были слишком серьезными, слишком мрачными и очень уж важничали. Дядя Луис был старшим, а дядя Марко, который был на несколько лет моложе и не так умен, всегда следовал за братом, как ун бурро, осел, и во всем его слушался, даром что мэр. Оба они были высокими и тощими, с крошечными усиками и седыми бородками на самых кончиках подбородков. Эсперанса чувствовала, что и мама их не любит, хотя она всегда проявляла к ним почтение — ведь они были частью папиной семьи. Мама даже устраивала приемы для дяди Марко, когда тот баллотировался в мэры.

Братья были холостяками. Папа объяснял это тем, что они любили деньги и власть больше, чем людей, а Эсперанса думала, что никто не хотел таких мужей, потому что они похожи на двух отощавших козлов.