Так, словно связанные незримой нитью, они прошли в толпе до лужайки, где среди прелой травы зияла яма, и по обоим ее бокам чернели холмики липкой земли. Тут процессия рассосалась, стало посвободнее. Заговорили речи.
Моравский поднял голову, глядя, как тусклый дым сигареты исчезает в тусклом небе.
- Генерал, - чуть слышно сказал он, - я не договорил тогда, в чем главный риск всей этой затеи с Наполеоном.
Дан Арм не повернул головы. Он стоял прямо, торжественно и скорбно, как и полагается стоять при отдании последнего долга боевому товарищу.
- Я все думал тогда, - продолжал Моравский, словно обращаясь к самому себе, - стал бы тот Наполеон Наполеоном, если бы окружающие знали, кем он будет?
Дан Арм немного повернул голову. Внешне лицо полковника ничего не выражало, но обостренное чутье подсказывало Дан Арму, что за этой маской блуждает многозначительная улыбка.
"Ну и догадывайся... трус", - с презрением подумал Дан Арм.
- Светоч военного таланта... - доносилось от могилы. - Надежда нации генерал Локк... Смерть вырвала...
Утомленные ожиданием и речами, офицеры тихонько шептались. В их перешептываниях не было и тени сожаления о кончине Локка. Говорили о том, кто и как проведет вечер, какие изменения произойдут в аппарате, кто пойдет вверх. "Дан Арм... - вдруг услышал генерал. - Теперь его надо держаться". - "Точно, - отозвался другой голос, - уж он-то вытянет..."
Дан Арм радостно встрепенулся. Внезапная мысль поразила его. Ведь он... именно он... тоже может стать Наполеоном! Может быть, он уже и есть тот новый...
Дан Арм покосился на нахохлившегося, как старый гриф, Моравского. "А вот моего будущего ты не раскусишь", - злорадно подумал генерал.
Однако, вернувшись в свой кабинет, Дан Арм, прежде чем сесть, все же внимательно осмотрел сиденье.
