Если завтра не наступит - [83]

Вдруг балконная дверь отворилась, и я с удивлением подняла голову, ожидая увидеть сестру или маму. Но там появился папа.

Папа.

Он вышел из моей спальни, а я лежала на коленях у Себастьяна.

Святые угодники.

Все мое тело дернулось, и я подпрыгнула, чтобы встать. Запутавшись в одеяле, я чуть не свалилась с колен Себастьяна и не ударилась лицом о пол. Последнее, чего я хотела, — это увидеть своего заочного отца, лежа на коленях у моего парня.

Себастьян помог мне выпутаться из одеяла. Я знала, что он скрывает улыбку, так что у меня возникло желание дать ему подзатыльник.

Карие глаза отца переместились с меня на Себастьяна.

— Мама упомянула, что вы встречаетесь.

Вот как он поприветствовал меня — нас.

Я не разговаривала с ним с того дня, когда он навестил меня в больнице. Неужели это первое, что пришло ему на ум?

Хотя меня это не удивило.

Себастьян обошел стул и протянул моему отцу руку.

— Здравствуйте, мистер Уайз.

Папа ответил на рукопожатие, слегка улыбаясь.

— Себастьян, дружище, рад тебя видеть.

— Взаимно, — ответил Себастьян, приобняв меня.

Наши пальцы переплелись, и он нежно сжал мою ладонь.

Щеки мгновенно запылали.

— Я не знала, что ты здесь. Думала, приедешь завтра.

— Я недавно приехал. Надеялся пообщаться, пока твои мама и сестра разрушают кухню.

Я засомневалась, хотела ли я остаться с ним наедине.

Я коротко кивнула, ведь у меня появилась возможность раз и навсегда разобраться в отношениях с отцом. Папа никуда не денется, по крайней мере, в ближайшее время.

— Хорошо. — Я взглянула на Себастьяна. — Я напишу тебе позже, ладно?

— Уверена? — забеспокоился он.

— Да, — ответила я тихим голосом. — Все нормально.

Казалось, Себастьян не хотел уходить, и я не могла его винить. Он знал, что даже слово «напряженный» не описывало наших с отцом отношений, однако он опустил голову и поцеловал меня в щеку.

— Хорошо. Буду ждать.

Попрощавшись с отцом, Себастьян спустился по лестнице, оставив нас на балконе. Не зная, что сказать или сделать, я принялась складывать одеяло.

Я столько времени потратила на рассуждения об аварии, что совсем забыла про признание мамы.

— Как дела? — спросил отец, прислонившись бедром к перилам.

— Нормально.

— Вы с Себастьяном действительно встречаетесь? — засмеялся он. — Ну, надеюсь, это так, учитывая, чем вы тут занимались.

Мои щеки покраснели. Мне захотелось напомнить ему, что моя личная жизнь никак его не касалась… Но как же я устала быть злой и обиженной. Мы с доктором Перри никогда не говорили об отце, и все же я прекрасно понимала, что мне придется найти с ним общий язык и принять как факт, что он… такой, как и в случае с августовской аварией.

— Да, мы не так давно начали встречаться, — наконец произнесла я, уставившись на потертые кроссовки отца. — И мне с ним хорошо.

Вспышка вины пронзила меня словно стрела. Признавать свое счастье было трудно. Наверное, еще очень долго будет так.

— Он отличный парнишка. Не могу сказать, что я удивлен. Всегда думал, что вы двое будете вместе.

Мои брови поднялись.

— В самом деле?

— Ну, я надеялся, что вы сойдетесь, — пояснил папа. — Как я уже сказал, он хороший мальчик и будет хорошим мужчиной.

Я переместила свой вес с одной ноги на другую.

— Ты выглядишь намного лучше, — заметил он, сменив тему. — Гипса нет и синяков. Стоишь на ногах и двигаешься. Я рад это видеть.

Держа одеяло у себя на груди, я посмотрела на папу. По-настоящему посмотрела. Он выглядел так же, как и тогда, когда пришел ко мне в больницу в августе. Немного старше и слегка уставший, но такой же напряженный. Разговор все еще был неестественным.

Честно говоря, так было всегда.

Лори была папиной дочкой.

Я была маминой девочкой.

Мы всегда разделялись, когда ходили в ресторан, зоопарк или парк развлечений. Она уходила с отцом, а я держалась рядом с мамой. Мы с папой никогда не поддерживали связь, и это не только его вина. Я ведь могла ответить на звонок, когда он звонил, особенно после того, как мама призналась мне, почему он ушел. А папа, вероятно, мог быть лучшим отцом и не отступать, когда я плохо себя вела.

— Я беспокоился о тебе.

— Мне гораздо лучше. Не на сто процентов, но все-таки лучше.

Отец слабо улыбнулся, но печаль задержалась в его глазах.

— Я знаю. Ты такая сильная и, мне кажется, даже не отдаешь себе в этом отчета.

Я села на стул, положив одеяло на колени.

— Если бы я была сильной, то, вероятно, не оказалась бы в такой ситуации.

— Кто знает, но ты достаточно сильная, раз сумела пройти через все это.

Сжав губы, я кивнула.

— Ты сильнее меня, — заявил он, и я удивленно дернулась.

Папа не смотрел на меня. Он положил руки на перила и взглянул на двор.

— Знаешь, какую ужасную фразу любил повторять твой дед? «Завтра будет лучше». Каждый раз, когда я злился или случалось что-то плохое, он говорил: «Завтра будет лучше». Я не сразу возненавидел эти слова. Нет, я жил так очень долго. — Он медленно повернулся ко мне. — Понимаешь, что я имею в виду?

Я молча перевела взгляд на его кроссовки.

— Каждый раз, когда было трудно, что-то ломалось или не соответствовало моим желаниям, я говорил себе, что завтра будет лучше, а лучше не становилось. Жизнь не реанимирует сломанное. Мы реанимируем. Если мне что-то не нравилось или я просто не хотел что-то делать, всегда наступал завтрашний день, а я… отмахивался.