Если завтра не наступит - [63]

.

Я рассказала ему все, что сказала мама, крутя маркер в пальцах.

— Это сумасшествие, ведь правда?

— Черт. — Его брови поднялись. — А как ты относишься ко всему этому, учитывая, что ты и твой отец…

— Понятия не имею. Я все еще слишком потрясена, чтобы злиться, понимаешь? Как она могла так долго это скрывать? Но в то же время мне ужасно ее жаль, потому что я могу понять ее нежелание рассказывать.

И нежелание вообще разговаривать на эту тему. Мне это очень хорошо знакомо.

— У меня сейчас в голове так много мыслей, — призналась я. — Она скоро просто взорвется. Мама позволила нам с Лори думать, что папа — настоящее дерьмо. Я частично и сейчас его таким считаю, ведь он женился, не чувствуя настоящей любви, но… не знаю…

— Пора очистить голову. — Себастьян встал, подошел ко мне, забрал учебник и кинул его на стол.

— Эй, — запротестовала я, — я делала домашнее задание.

— Угу.

Блокнот, ручка и маркер присоединились к учебнику. Затем Себастьян сел передо мной на кровать.

— Итак, сегодня вечер понедельника.

— Да, — я опустила руки на колени, — спасибо за разъяснение, а то я была в полном замешательстве.

Одна сторона его губ приподнялась.

— Ты знаешь, что это значит?

— У меня была бы целая неделя до следующего эпизода «Ходячих мертвецов», если бы они шли по телевизору.

— Нет, — сухо ответил Себастьян.

— До конца учебной недели осталось четыре дня?

— С этим не поспоришь.

Себастьян чуть-чуть наклонился, и мой пульс моментально ускорился. Абсолютный кошмар сегодняшнего дня сразу исчез.

— Однако вечер понедельника означает что-то еще, гораздо важнее.

— И что же это? — Мой взгляд на мгновение опустился на его рот, и я почувствовала, как забарабанило сердце.

— Пришло время молчания.

— Молчания? — глупо повторила я.

— Да. — Он пододвинулся ближе, и я ощутила щекой его дыхание. — Я официально провозгласил вечер понедельника временем молчания. И знаешь, что это значит?

— Что?

— Мы находим лучшее применение для наших губ и языков.

Широко раскрыв глаза, я усмехнулась:

— Ты серьезно только что сказал это вслух?

— Да, я сказал это и ничуть не жалею.

Себастьян коснулся лбом моего лба. От этого движения я покраснела.

— В моей игре нет стыда.

— Не думаю, что ты играешь.

— У меня столько игр, — нежно ответил он, — ты не будешь знать, что с ними делать.

— Себастьян…

— Этот понедельник будет другим. — Его левая рука нашла мою правую руку. — Могу показать тебе, каким именно? — Его прикосновения вызвали во мне острую дрожь. — Ты не против?

Я была совершенно не против, но… вспомнила о том, что мама сказала мне за ужином. Мы с Себастьяном — друзья навеки. В прямом смысле. Я знала, что он искренне заботился обо мне и, возможно, даже любил, но любил ли он меня по-настоящему? Он возил меня в школу, беспокоился о том, что я ела, окружил меня всевозможным вниманием. Это не совсем похоже на историю моих родителей. Да, я не забеременела. Однако я чуть не умерла.

— Я — твоя обязанность?

— Что?

— Ты чувствуешь, что несешь за меня ответственность?

— В каком смысле?

О чем вообще я его спрашивала?

— Забудь.

— Нет, мне любопытно, что ты имеешь в виду?

Дерьмо. Мне стоило держать рот на замке.

— Ты помогаешь мне, потому что чувствуешь в этом необходимость из-за всего, что случилось?

— Что? Я помогаю тебе, потому что хочу.

Это… правильный ответ, который ничего не менял. Его лоб касался моего, а дыхание переместилось на губы. Я так хотела окунуться в него с головой, а с последствиями справиться позже.

— Это разумно с твоей стороны?

— Это превосходно. — Его пальцы коснулись рукава моей пижамы. — Мне кажется, последнее, что тебе нужно сейчас делать, — это думать.

Сомневаюсь, что доктор Перри согласился бы с его утверждением, но, опять же, что в этом плохого? Он сам говорил, что нужно жить дальше и двигаться вперед, сталкиваясь лицом к лицу с травмой и горем. И никто не заставлял меня чувствовать себя живой так, как это делал Себастьян.

Конечно, вряд ли доктор Перри имел в виду поцелуи.

Отстранившись, я увидела, как Себастьян напрягся.

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь.

Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Себ…

— Я люблю тебя, — продолжил он, обхватывая рукой мой затылок.

От его слов у меня перехватило дыхание, а легкие сжались.

— Я влюблен в тебя уже много лет.

— Себастьян, — умоляла я, обнаружив, что у меня наворачиваются слезы.

— И я знаю, что сейчас в твоей голове все запутано. Но я могу быть рядом с тобой, пока ты разбираешься. Как бы много времени для этого ни потребовалось. — Его пальцы просеивали пряди моих волос. — Но сейчас я кое-что распутаю за тебя. То, что я чувствую к тебе, — реально. Это всегда было реально.

Мне вдруг стало больно.

— Я должна кое-что сказать.

— Тебе не нужно ничего говорить.

Слезы забили мне горло.

— Ты не понимаешь.

— Все я понимаю.

Его большой палец двигался по моей шее, одновременно успокаивая и заряжая энергией. Я покачала головой настолько сильно, насколько могла.

— Почему сейчас? — снова спросила я. — Зачем…

— Потому что мы были слишком глупы, чтобы сделать это раньше, и потому что мы все еще живы.

Не знаю, кто сделал первый шаг. Он? Я? Или это произошло одновременно? Наши рты слились воедино. Его губы. Мои. Я пробовала его вкус. Мои пальцы тем временем опустились на его грудь, а рука скользнула к плечу. Он поглотил меня, а не поцеловал. Он зажег пламя, которое прожгло насквозь мою кожу и превратило мышцы в лаву, а кости — в пепел. Я чувствовала язык и зубы. Андре никогда так меня не целовал. Ни один парень никогда так не делал. Это одновременно было и пугающе, и волнующе.