Если верить Хэрриоту… - [23]

Здесь надо уточнить сразу одну вещь. Бригад было две — так называемая «Бригада „Ух!“» и «Шаморга». Первой вставала именно эта, ибо она по воле рока находилась очень далеко — целых полчаса приходилось трястись по разбитой проселочной дороге меж полей и лугов до соседней деревни. «Бригада „Ух!“» и поднималась позже, и приезжала раньше, и ее полевой стан был механизирован лучше, и надои были выше, и стадо меньше — словом, между двумя бригадами постоянно существовала конкуренция. Бывали случаи, когда мы ссорились и целыми днями не разговаривали. Именно в такие дни я и уходила бродить по окрестностям, поскольку была единственной из «Шаморги», кто жил в одной комнате с «Ухами», и во время размолвок поддерживала общий настрой.

Трижды в день раздавался под окном гудок — в четыре утра, в половине двенадцатого и в пять вечера. Трижды в день мы курсировали между двумя деревнями, как кочевники. В перерывах между поездками успевали лишь поесть и немного заняться хозяйством. Те, кто гулял по ночам, отсыпались в это время, так что застать на ногах всю общагу можно было только по вечерам.

Ожидая, когда можно будет отправиться в клуб на дискотеку, все занимались своими делами. Одни собирались, другие бездельничали. Откуда-то раздавались топот ног и голоса — как всегда, ребятам не сиделось, и они развлекались изо всех сил. Чаще всего объектом развлечений служили мы.

Нашей комнате везло: у нас имелась маленькая проходная комнатка, расположенная между основным коридором и нашей, — так называемый предбанник. Для того чтобы ворваться к нам, нужно было сперва попасть туда, а там дверь так скрипела, что все было отлично слышно и мы успевали подготовиться. Поэтому подшучивать над нами было неинтересно, и мы жили спокойно. Но любая система сигнализации раз в жизни дает сбой.

В тот вечер никто никуда не собирался — с обеда сгустились тучи, и после ужина пошел дождь, дождавшись только момента, когда вечно опаздывающая в столовую «Шаморга» доберется до Новоселок. К полуночи он обещал перестать, но настроение у тех, кто строил на сегодня планы, было испорчено. В общежитии царила относительная тишина — как всегда, работал телевизор, где-то говорили, кто-то топал в коридоре, но не было слышно ни криков, ни беготни. Мы, пять девчонок, сидели по своим углам. Письма домой написаны, свежие новости и секреты обсуждены, гитару забрали соседи, и мы помалкивали, слушая дождь.

— Галь, почитай стихи, что ли!

Я захлопала глазами. Дождь я люблю, у меня всегда в это время особенное лирическое настроение, но не до такой же степени!.. А сегодня я не успела и рта раскрыть, как наша дверь распахнулась, в проеме мелькнуло чье-то лицо, и в тот же миг что-то темное, длинное, брошенное в щель, упало на пол посередине комнаты. И дверь захлопнулась.

Мы посмотрели на пол.

— Змея!!!

Небольшая темная «веревочка» зашевелилась и поползла!

— Гадюка! Ой, мама!

Пронзительный визг пяти девчонок, наверное, заставил подкравшихся незаметно ребят вздрогнуть. Мы разом повскакали с ногами на кровати, прижимаясь к стенам. На полу осталась маленькая живая змейка, которая, не долго думая, направилась в глубь комнаты, вызвав у тех, чьи кровати стояли в той стороне, приступ истерики.

— Ребята, уберите ее! — закричала Лариса, к кровати которой и полз незваный гость. Она была девчонкой впечатлительной и больше других боялась всего шевелящегося.

Но доблестные изобретатели этого развлечения не спешили приходить на помощь, подслушивая под дверью.

Змея успела проползти мимо меня, и я тут же забыла о страхе. Собственно, я не боялась совсем — визжала больше из чувства коллективизма, но потом, вспомнив все, что читала о поведении змей, успокоилась совершенно. Они не нападают первыми, даже сейчас, в сложной ситуации, и если обойдется без паники, то никто не пострадает. А самое главное — повнимательнее всмотревшись в незваного гостя, я увидела у него на голове до боли знакомые пятна.

…Сразу вспомнилось детство — фундамент недостроенного дома в деревне, игры в прятки среди развалин и крик подружки: «Змея!» Иссиня-черное тело с двумя пятнами-фонарями, точь-в-точь как в книгах, мелькнуло в зарослях, и я как одержимая ринулась на охоту. «Сын кобры! Это сын кобры, его нельзя трогать! — кричала подружка, спеша поделиться местными суевериями с необразованной горожанкой. — Погляди, у него пятна на голове! Если ты его тронешь, приползет кобра и ночью перекусает всех!» Но было поздно: моя рука уже схватила ускользающий под камень хвост и тянет. Несчастный «сын кобры» прилагает массу усилий, но я сильнее, и огромный уж, длиной не менее метра, оказывается у меня в руках. Он тут же поступает согласно обычаю своего племени — бессильно повисает дряблой веревкой и вываливает язык, притворяясь мертвым. От него даже начинает попахивать мертвечиной, и подружка держится на расстоянии. «Он умер, — шепчет она в ужасе, отвлекая меня от осмотра первой в моей жизни змеи, — теперь мать-кобра приползет мстить за своего сына!» Мои возражения, что на Рязанщине кобры водятся только на картинках, отметаются как несусветная чушь. Я кладу ужа обратно и стою над ним до тех пор, пока он не поверил, что спасен. Мгновенно «ожив», он не спеша удаляется, а я полночи потом ворочаюсь на постели, ожидая появления «мстящей кобры»…