Если убить змею - [7]

Наконец Эсме заговорила. Казалось, она обо всем забыла, простила все обиды, как будто не она молчала целый год, не она была в постели холоднее льда. Рождение ребенка изменило ее. Только о малыше своем думала, никого в мире не замечала, кроме сыночка своего. Стала спокойна, весела, работяща. Деревенские полюбили ее. Она охотно всем помогала, ухаживала за больными. Если кому-нибудь в деревне нужна была помощь, ее и звать не приходилось — сама прибегала. А малыш ее, сыночек ненаглядный, рос, тянулся. Вот тут-то и объявился опять Аббас. Он бежал из тюрьмы.

Своей страстью к Эсме Аббас прославился на всю округу. Печальная история его любви была известна во всех подробностях. О ней слагали дестаны и песни, которые пелись даже в их деревне.

«Уходи, Аббас, — молила Эсме. — Уходи, если и впрямь любишь меня. Уходи и не появляйся больше, если твоя любовь настоящая».

До самого рассвета простоял Аббас под тутовым деревом, и Эсме — рядом с ним. С первыми лучами солнца он ушел. Эсме все стояла и смотрела ему вслед, даже на цыпочки приподнималась, пока не потеряла его из виду. Около месяца она не слышала о нем ничего, хотя каждую ночь ждала, ждала. Ах, только б еще разок увидеть его! И однажды, незадолго до рассвета, услышала знакомые шаги и оцепенела от страха. Вся дрожа, спустилась по лестнице. «Аббас, уходи! Заклинаю тебя, уходи! Иди в скалы, жди меня там. Я приду, найду тебя». Он, ни слова не обронив, повернулся и зашагал в сторону гор. А она следила за ним глазами. Едва рассвело, собрала узелок с едой и ушла туда, где он ждал ее. Никто из деревенских ничего не заметил.

Несколько месяцев Эсме ходила к Аббасу, они встречались в одной из пещер Анаварзы. Муж учуял неладное, выследил ее, но в пещере их не оказалось. Аббас издали увидел Халиля, хотел его убить, но Эсме не позволила.

Однажды жандармы оцепили скалы Анаварзы. День и ночь напролет отстреливался Аббас. Но жандармы все-таки схватили его, нацепили наручники и отправили в участок. По дороге Аббас обманул жандармов и ухитрился сбежать. Вновь он вернулся в скалы. Эсме знала, что возлюбленный придет, каждую ночь ждала. И он пришел, встал под тутовым деревом. Стоял не шевелясь, боясь лишний раз вздохнуть. Несколько раз Хасан тоже видел его темную тень. Эсме выходила к нему, и два силуэта сливались в один.

В скалах Анаварзы опять выли пули. Аббас ранил двоих жандармов и Халиля. Лекарь-курд обработал рану, забинтовал. Он был черноглазым, длиннолицым, все время чему-то улыбался. «Надо ж, какие дела!» — приговаривал он.

Однажды вечером, перед молитвой, когда Халиль, Эсме и Хасан сидели вокруг расстеленной на полу скатерти, за окном вдруг метнулось пламя, выстрел вспорол тишину. Крик. Облачко порохового дыма. Халиль, упавший головою в миску с едой. Кровь, кровь, родничком бьющая из виска. И запах пороха.

Потом притащили труп Аббаса. А к вечеру бросили его за деревней — на растерзание голодным псам.

Ночью Эсме, вместе с одним из поденщиков, пошла на дорогу. Они с трудом отогнали собак, положили тело Аббаса в мешок, и Эсме сама дотащила мешок до отрогов Анаварзы. До утра они с поденщиком рыли могилу. Там и похоронили Аббаса. Все узнали об этом.

О, что тут началось в деревне! Дядя Мустафа бил Эсме ногами. «Шлюха поганая! — орал он. — Это ты виновата в смерти моего брата. Я от тебя мокрое место оставлю. Говори, где похоронила своего пса! Признавайся, или я убью тебя!» Эсме молчала.

Деревенские вопили что было мочи. Они осыпали Эсме грубой бранью, все — старики, дети, мужчины, женщины.

Сельчане во главе с дядьями и бабушкой несколько дней искали в горах могилу Аббаса, но так и не нашли. А Эсме молчала.

Прибежала собака, из пасти у нее вывешивался красный язык. Следом появилась бабушка. Вода у берегов, покрытая пылью, соломинками, палой листвой, как будто совсем не текла. После смерти сына бабушка не снимала с головы черный плат, из-под которого выбивались красные от хны пряди волос. Она опиралась на толстую камышовую палку. Подошла и села рядом.

В отдалении медно сверкала укутанная в туманы гора Дюль-дюль. Аромат цветов пронизывал воздух. От скал Анаварзы струился звенящий жар. Река исходила серебряным паром. Казалось, будто это вовсе и не река, а повисшая в воздухе дорога.

Хасан старался не смотреть на бабку. Когда она говорила, становилось видно, что у нее во рту только один зуб, желтый и острый. Старуха туго перетягивала и без того тонкую — вот-вот переломится — талию широким шелковым кушаком. Лицо у нее было темное, как кора старого дерева. Пестроцветная бахрома свисала до самых колен. С девичьих лет бабушка носила такой кушак. Даже когда потеряла любимого сына и вся, с головы до ног, обрядилась в черное, не сняла свой кушак с красно-зелено-голубой бахромой. Видно, до смерти не изменит своей привычке. Говорили, будто она в завещании наказала похоронить ее перепоясанной кушаком. Много времени прошло после гибели сына и расправы над Аббасом, но она единственная продолжала искать в скалах Анаварзы могилу, в которой спрятала шлюха невестка тело своего любовника. Ну нет, этого она так не оставит, непременно найдет труп негодяя и бросит на съедение собакам, накормит стервятников! На такое святое дело она не жалела денег — всем детям раздавала, — пусть только ищут могилу Аббаса. Одной надеждой и жила старая: ах, если б сжить со свету проклятую Эсме! Что и говорить, сыновья никуда не годны, не могут отомстить за честь дома.