О своём желании умереть мальчик заявил более чем твёрдо. Но дядя всё уточнял и уточнял:
– Ты уже решил?
– Уже.
– На сто процентов?
– На двести.
Дядя Марик поглядел по сторонам, как опытный заговорщик.
– Молодец, – сказал он тихо. – Мужское решение. Уважаю.
– Спасибо за поддержку, – мальчик был слегка обескуражен.
– Да, я поддерживаю. И словом, и делом!
– В каком смысле – делом?
– В том смысле, что уголовным. У меня есть хороший друг в прокуратуре.
– А при чем здесь прокуратура?
– Поясняю, – сказал дядя Марик. – Ей двадцать четыре года, так? А тебе ещё нет шестнадцати. Что мы, извиняюсь, видим? Растление малолетних. Совращение и разврат.
– Это была любовь.
– Любовь – да. Но если ты жив. А если нет? Я её накажу.
– Кто тебя просит?? – мальчик почти кричал.
– Никто. Но я обещаю железно. Как только ты совершишь это самое, я тоже кое-что совершу. Клянусь. Пусть посидит в неволе.
– Это подлость.
– Ещё бы. Срок будет приличный.
– Ты сука, ты предатель!
– Хорошо, – сказал дядя Марик. – Я предатель. – И взял ещё пива.
Вечер был изумительно прозрачным.
И невзначай можно было залюбоваться походкой покидающего кафе – с таким он шёл взрослым и вкусным чувством собственной правоты. Запас его будущей жизни равнялся теперь количеству воздуха в этом апрельском пространстве. И старенький лысый предатель, уткнувшийся там в своё пиво, никакому на свете прощению не подлежал.
