Если спросишь, где я - [15]

Меня зовут Генри Робинсон. Я почтальон, то есть государственный служащий аж с 1947 года. Всю жизнь я прожил на Западном побережье, не считая тех трех лет, когда был на войне. Я уже двадцать лет как разведен, у меня двое детей, которых я после развода почти не видел. Нет, человек я не легкомысленный, хотя и не сказать, чтобы очень серьезный. Думаю, по теперешним дням, нужно и то, и то. И еще нужно работать — и чем больше, тем лучше. Если человек не при деле, у него образуется слишком много свободного времени, вот он и начинает задумываться — о себе и о своих жизненных неурядицах. Я убежден, что отчасти это и подвело того молодого человека, который к нам сюда переехал — он не работал. Но пускай это останется на ее совести. Жены, я имею в виду. Это она его отговаривала.

Битники, одним словом, вы бы тоже так подумали, их увидев. Муж носил бородку клинышком и выглядел так, словно ему явно недостает нормального плотного ужина и послеобеденной сигары. Женщина была очень хороша — у нее были длинные темные волосы и красивое лицо, тут не поспоришь. Только уж не взыщите за правду — мать и жена она была никудышная. Она была художницей. Что же касается молодого человека — точно не скажу, но, наверное, он занимался чем-то непонятным. Короче, ни он, ни она не работали. Но за жилье платили исправно и как-то сводили концы с концами, по крайней мере, летом.

Первый раз я увидел их субботним утром, было часов одиннадцать или четверть двенадцатого. Я обошел уже две трети своего участка, когда повернул к их дому: смотрю, во дворе стоит «Форд-седан», 56 года, и прицеп фирмы «У-Хаул». Эта фирма занимается переездами. На Пайн-стрит всего три дома — их последний, в двух других живут Мерчисоны — они здесь чуть меньше года, и семья Грантов — эти у нас здесь уже около двух лет. Мерчисон нанялся на деревообрабатывающую фабрику «Симпсон», а Джин Грант по утрам работала поварихой в кафе «У Денни». Итак, эти два дома, потом незастроенный участок, а потом дом, где раньше жили Коулы.

Вот там я их и увидел. Его — во дворе у прицепа, а она шла к двери с сигаретой во рту, в обтягивающих джинсах и белой мужской футболке. Увидев меня, она остановилась, я в этот момент проходил по дорожке мимо. Притормозил возле их почтового ящика и кивнул на коробки.

— Ну, как? Устраиваетесь? — спросил я.

— Да, но тут придется еще повозиться, — ответила она и убрала густую прядь со лба, одновременно затягиваясь.

— Ну и хорошо, — сказал я, — добро пожаловать в Аркату!

Сказал, и сразу мне стало как-то не по себе. Не знаю, но со мной было так каждый раз, когда я оказывался рядом с этой женщиной. Она и поэтому мне не понравилась — с самого начала.

Она вяло улыбнулась, и я было отправился дальше, но тут из-за прицепа вышел ее муж — Марстон, так его звали — с огромной коробкой игрушек. Да, чуть не забыл, Арката город не маленький, но и большим его никак не назовешь, все же это скорее городок, чем город. Конечно, не край света, это уж точно, но здешние люди все работают — кто на лесопилке, кто рыбой занимается, кто в магазинах в центре. Не часто у нас встретишь человека с такой бородой или, уж если на то пошло, бездельника.

— Здравствуйте, — сказал я и, когда он опустил коробку на передний бампер, протянул ему руку. — Я Генри Робинсон. А вы, ребята, только приехали, что ли?

— Да, вчера вечером, — ответил парень.

— Да, ничего себе поездочка. Мы только четырнадцать часов от Сан-Франциско добирались, — заговорила женщина, стоя на пороге. — Попробуй довези этот прицеп.

— Да уж, — сказал я и покачал головой. — Сан-Франциско? Я совсем недавно туда ездил. Дайте-ка вспомнить, то ли в апреле, то ли в марте.

— Что, правда? — спросила женщина. — И что же вы там делали?

— А, да так, ничего особенного. Я туда каждый год два раза езжу. На «Рыбачью пристань»[2] и на стадион — посмотреть на игру «Гигантов». Вот вроде и все.

В общем, поговорили, а Марстон, опустив глаза, ковырял землю носком ботинка. Я собрался идти дальше. В этот самый момент во двор с криками выкатились кубарем детишки. Они чуть ли не выбили сетчатую дверь, и я решил, что Марстон сейчас просто взорвется. А мамаша их так и стояла, скрестив руки на груди, спокойная, как слон, даже глазом не моргнула. А он, наоборот, дерганый какой-то: что бы он ни делал, все рывками, и будто чего боится. И глаза — глянет, и тут же их отводит, смотрит не пойми куда, а потом — раз, и снова на тебя таращится.

Детей у них было трое: две кудрявые девчушки лет четырех-пяти и малец поменьше, бежавший за ними следом.

— Славные у вас детки, — сказал я. — Ладно, мне пора. Вы потом не забудьте имя и фамилию на почтовом ящике поменять.

— Да, конечно, — сказал Марстон. — Конечно, на днях обязательно этим займусь, но писем мы пока в любом случае не ожидаем.

— Как знать, как знать, — ответил я. — Никогда не знаешь, что может оказаться в этой старой почтовой сумке. Лучше уж подготовиться. — Я опять собрался уходить и сказал: — Кстати, если вас работа на лесопилке интересует, могу посоветовать, к кому обратиться у Симпсонов. У меня там друг бригадиром работает. Я думаю, у него найдется…