Если с Фаустом вам не повезло… - [20]

Наконец, овладев собой, а может быть, почувствовав прилив творческого вдохновения, Фауст припомнил, как однажды ему удалось повторить один забавный опыт, впервые проведенный знаменитым Альбертом Магнусом во время его путешествия по Леванту. Фауст взял одну из волшебных роз, которые он за считанные мгновенья вырастил для своей подруги, и, взмахнув над нею руками, скороговоркой произнес одно могущественное этрусское заклинание – этому заклинанию он научился во время своей поездки в Неаполь. Роза превратилась в изящный медальон – яркий кристалл бирюзы в оправе из чистого серебра.

– Изумительно! – воскликнула Маргарита, всплеснув руками. – Но как ты все это делаешь?

– Очень просто, – улыбнулся Фауст. – Ловкость рук, ну, и, конечно, умение, своего рода ноу-хау.

– Но если ты умеешь превращать самые обыкновенные предметы в такие прекрасные вещи, значит, ты можешь стать сказочно богатым! Почему же ты живешь в таком…– и она примолкла, очевидно, не сумев подобрать подходящего слова и боясь обидеть доктора, только что сделавшего ей богатые подарки. Однако она указала на незатейливое убранство холостяцкой квартиры столь красноречивым жестом, что Фауст не смог удержаться от смеха.

– Я никогда не стремился к богатству, – ответил он удивленной девушке. – Моими единственными и неподдельными сокровищами были знания. Я проник в тайну Философского Камня, который дает обладающему им человеку мудрость, а отнюдь не золото, как полагают многие невежды.

– Я понимаю, – ответила Маргарита. – И какова же цена этой… мудрости?

– Прошу прощения?..

– Ну, люди всегда делают одно, чтобы получить другое взамен. Разве ты не знаешь? Например, они выращивают зерно, потому что им нужен хлеб. Они идут на войну, ибо хотят мира. Они убивают ради сохранения жизни. Человек вынужден трудиться во имя какой-нибудь цели, и его труд является платой за то, что он получает.

– Господь с тобой, дитя мое! – воскликнул удивленный Фауст. – Ты, кажется, решила заняться философией – наукой, созданной не для прекрасной женской головки. Ты невольно затронула один из интереснейших вопросов, над разрешением которого философы бьются уже не одну сотню лет. Однако правильно ли я понял твой вопрос: ты хочешь знать, какова конечная цель моих поисков ключей знания и мудрости?

– О! Как точно ты выразил то, что я хотела сказать!

Фауст улыбнулся ей:

– Знание и мудрость сами по себе являются целью, они – моя награда; они не требуют никакой «платы», как ты изволила выразиться.

– Почему же ты тогда так злишься на мошенника, выдавшего себя за доктора Фауста перед Мефистофелем? Ведь если тебе не нужно ничего, кроме поиска ключей знания, то, выходит, ты ничуть не пострадал от того, что кто-то украл заслуженную тобой награду. Вся твоя мудрость осталась с тобой, и тебе ничто не мешает продолжать заниматься тем, чем ты занимался раньше.

– Гм-м…– только и смог произнести Фауст; очевидно, вопрос Маргариты весьма озадачил его.

– А что ты собирался делать, – продолжала тем временем девушка, – после того, как в конце концов достиг бы той самой мудрости, к которой ты так упорно стремился?

– Продолжал бы искать еще большей мудрости.

– Ну, а когда ты изучишь все, что только можно изучить?

Фауст чуть помедлил с ответом, размышляя над словами Маргариты:

– Когда человек достигает потолка своей мудрости, он приходит к наслаждению. Наслаждению разумом и всеми своими чувствами, которые находятся в полной гармонии друг с другом. Он наслаждается едой и питьем, вином и водой, любовью и созерцанием заката солнца, сном и бодрствованием – словом, каждой минутой своего бытия. Но мы, философы, обычно считаем эти простые радости жизни чем-то второстепенным, заслоняющим главное – вроде скорлупы, скрывающей золотое ядро ореха Мудрости. Поэтому мы придаем им так мало значения.

– Ну, где здесь скорлупа, а где орех, пока еще не совсем ясно, – возразила Маргарита. – Если судить по-моему, то, достигнув мудрости, ты кое-что получаешь взамен – значит, это и является ценой твоего знания. Что ты скажешь на это? Ведь душа и тело едины, доктор Фауст. Питая одно, не надо забывать о пище для другого.

– Еще существует религия, – продолжал Фауст; казалось, он расслышал или просто не обратил внимания на последние слова Маргариты. – Ее ставят превыше всего, утверждая, что она заключает в себе вершину человеческой мудрости, начало и конец земного бытия. Однако я никогда не мог принять ее в том виде, в котором она существует – с ее слепой верой и догмами, которые обычно принимаются без всяких оговорок и размышлений, тем самым убивая свободу духа – единственную религию, которую я исповедовал, и которую буду отстаивать до последнего вздоха. Моя «вера» говорит мне, что лучше всего придерживаться здравого смысла и жить своим умом, а на теми нелепыми и смешными суевериями, которые может преподнести мне какой-нибудь полуграмотный священник.

Увлекшись рассуждениями на философские темы, Фауст вскочил с койки, где полулежала нагая Маргарита. Накинув на плечи широкий плащ (первое, что попалось ему под руку), доктор начал расхаживать взад и вперед по комнате, возбужденно жестикулируя и разговаривая вслух с самим собой.