Если остаться жить - [13]

Ира лежала и мечтала о таком враче, который бы, как тот врач, который щупал ее живот и говорил «больно», а потом щупал и говорил «не больно», сел бы рядом с ней и, посмотрев на нее, точно сказал, как у нее болит в голове и как и что у нее будет болеть завтра, послезавтра, через месяц. И чтобы этот врач «сварил» какое-то такое лекарство, от которого бы все ее боли в один миг исчезли.

Но врача такого не было, и лекарств Ира не принимала. Целыми днями Ира лежала и думала о том, как и в какой момент своей жизни она поступила не так, как должна была поступить, и этот ее неправильный поступок явился причиной того, что она теперь лежит во всех этих шапках и платках, с рефлектором и заклеенными окнами, не способная ни читать, ни говорить, ни слушать.

Все дело было в аспирантуре, думала Ира, потому что если бы не было этой аспирантуры, то она не должна была бы заниматься через силу и не дошла бы до такого состояния. Но у нее не хватило тогда решимости отказаться от аспирантуры. Ей казалось, что еще немного — и все пройдет, как тогда после гриппа, когда она тоже долго не могла заниматься, а потом не только сделала диплом, но у нее еще хватило сил выступить против своего научного руководителя. Ирин руководитель требовал все новых и новых опытов, когда и так все уже было ясно. Ире даже пришлось избегать его, для того чтобы закончить диплом. И только на защите (ибо до защиты Ира руководителю диплома не показала, а дала его лишь оппонентам и самому заведующему кафедрой, который и выпустил Иру на защиту), только на защите, вернее после нее, Ирин руководитель подошел к Ире и преклонил перед ней, как он выразился, свою побежденную голову. Ире же за диплом поставили «отлично» и работу рекомендовали к печати.

И когда академик Дубинин, которому рассказал об Ире заведующий кафедрой, только взглянув на альбом, который Ира сама придумала, как сделать, чтобы ее рисунки (материал трехлетней работы) сразу давали ясную сравнительную картину развития двух видов рачков, сказал: «В аспирантуру!» — то и все вокруг начали кричать: «В аспирантуру!» И если бы это был не Дубинин, то от аспирантуры было бы еще легко отказаться, а после Дубинина это стало невозможным, немыслимым. И пока Иру не довели до того, что она надела на свою голову все эти компрессные бумаги, меховые шапки и платки, окружающие Иру и любящие Иру не успокоились.

А теперь даже папа и мама Иры, которые восторгались каждой ее пятеркой, предупреждали своих друзей и своих знакомых, у которых были дети, или только еще должны были родиться, или уже родились и начали кричать «уа»: «Только чтобы не было диплома с отличием». Словно все, кто когда-либо кончал с отличием, ложились потом, включали рефлектор и закупоривали окна.

А ведь надо было тогда вместо аспирантуры просто устроиться на работу, на простую работу. Когда Ира еще могла что-то делать руками и не могла только заниматься. И ведь она тогда пошла в зоопарк. Ей так хотелось работать. Но служащие, хорошие женщины, покачали головами, посоветовали поехать в деревню, попить козьего молока. Ира пришла домой, и больше у нее не было сил ни ходить, ни устраиваться, ни объяснять.

Нет, все началось гораздо раньше. Все началось с того, что Ира не купила себе меховой шапки. Вернее, она ее купила, но потом она ей не понравилась, и Ира выменяла ее на другую, которая ей уж совсем не шла и которую поэтому она и не стала носить, а стала носить косынку.

У Иры не было не только теплой шапки, но не было и рукавиц. И Ира хорошо помнит, как она зимой тащила раскладушку и руки у нее примерзли к железкам.

Еще с войны, с того времени, когда Ира была маленькой, она привыкла к тому, что люди плохо одеты, что ни у кого ничего нет. И что петли на папином пальто, сделанные ею уже после войны из кусочков, которые она вырезала из внутренних швов, являются предметом гордости. И вероятно, именно с тех пор Ире и стало казаться, что когда нечего надеть — это абсолютно нормально. Ира никогда не могла понять людей, которые летом покупают зимние вещи, а зимой летние. Потому что в их семье зимние вещи зимой и то редко покупались.

А ту раскладушку, которую Ира тащила без рукавиц, она тащила к Алеше, когда у него жила. И тогда мама Алеши очень удивилась, как это у человека нет рукавиц. Она вообще очень удивлялась, глядя на Иру и ее родителей. И даже как-то спросила: не спят ли они на столах? Но родители Иры не спали на столах. А Ира спала на раскладушке в комнате у Алешиной мамы, которая пригласила ее, так как их тогда выселили из очередной квартиры. А если бы Ира тогда не жила у Алеши, то ей потом не надо было бы выезжать оттуда, потому что Алешиной маме не пришло бы в голову, что без прописки жить у них не хорошо. (Ира была прописана у родственников.) А Алеше не надо было бы делать вид, что он вроде и не замечает Ириного отъезда. И Ире не пришлось бы понять, что она вовсе ни к чему там у них, и не пришлось бы срочно, в тот же момент, как она это поняла, выехать. И если бы всего этого не было, может быть, она бы сейчас и не лежала так.

А когда Алеша познакомился с ней, Ире приснился сон. Будто Алеша сидит около Иры и обнимает ее и говорит, что любит, и Ира счастлива… Но тут открылась дверь и вошла Ирина тетя. И тогда Алеша отскочил от Иры и сказал, что не знает ее, что первый раз видит.