Если останемся живы... - [63]

Корин дипломатично предпочел не уточнять, что именно «здорово» — то, что муж был адвокатом, или то, что он погиб.

— Видите ли, мадемуазель… — Корин упорно продолжал называть ее так, игнорируя известие о бывшем муже.

— Мадлен Дюмар. Зовите меня Мадлен.

— Очень хорошо, Мадлен. Дело, приведшее меня сюда, довольно деликатного свойства. Оно касается очень большого наследства.

Корин бил наверняка. Ничто не могло взволновать увядающую вдову сильнее, чем упоминание о больших деньгах, пусть и чужих. Он вскроет мадам Дюмар, как консервную банку.

— Хотите вина, Джон?

Так, отношения развиваются в ускоренном темпе.

— Лучше виски.

Мадлен Дюмар подмигнула, удалилась на кухню и вернулась с литровой бутылью «Уэйкфилда».

— Сойдет?

— Я имел в виду рюмку виски, — пробормотал Корин.

Из буфета вынырнули пузатые рюмки, мигом наполнившиеся коричневатым напитком.

— Чин-чин, — хозяйка привычным движением опустошила хрустальную емкость. Корин отпил полглотка.

— Я разыскиваю человека, — он положил перед Мадлен фотографию Кеннета Дорена. — Не только его, но и его родных. У меня есть основания полагать, что они снимали квартиру в вашем районе.

Женщина внимательно разглядывала цветной снимок.

— Симпатичный, — вынесла она приговор. — Это ему привалило столько денег?

— Нет. — Корин не ожидал, что лицо убийцы окажется незнакомым для домовладелицы. Значило ли это, что полиция пропустила вдову при опросе жителей квартала или женщина ловко притворяется, играя с Кориным в свою игру? В любом случае домашняя заготовка не годится, придется импровизировать. — Но он поможет нам выяснить местонахождение наследника. Мадлен, вы, вероятно, знакомы со многими домовладельцами?

— Да ну их, — фыркнула хозяйка, доливая виски до ковбойской нормы. — Скучные люди, а я люблю веселье… — Она оценивающе посмотрела на Корина, видимо, взвешивая его шансы на партнерство в этом благородном деле. — Знаю кое-кого.

Тридцать восьмой дом принадлежит мсье Леману, а двадцать девятый — мсье Франку. Оба старые плюгавые грибы. Только ваш человек поблизости не жил. Я бы заметила.

Еще бы, подумал Корин, а вслух объяснил:

— Люди, которых я ищу, могли съехать отсюда совсем недавно. Может быть, какая-то квартира только что освободилась?

Мадам Дюмар помолчала, припоминая.

— У мсье Франка, пожалуй… Там жили два джентльмена, по-моему, иностранцы.

— А как бы поговорить с мсье Франком.

Мадлен с лукавинкой глянула на гостя.

— Мсье Франн лечится в Кеневе. Ключи он оставил мне. Так что если вы задумали осмотреть квартиру… Ладно, ладно, не делайте такие глаза. Ято сразу поняла, что никакой вы не адвокат. Мой муж был адвокатом, я этих крючкотворов за милю чую. А за парнем на вашей фотографии гоняется полиция. Я не открыла им, когда они тут шарили.

Но вот, смотрите.

Она передала Корину свежую газету. С четкого снимка смотрел исподлобья Кеннет Дорен со сжатыми губами. Сопроводительный текст гласил:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОСОБО ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК. НАГРАДА — 10 000 ФРАНКОВ

Далее следовало описание преступления Дорена (полиция инкриминировала ему через прессу лишь убийство владельца «Датсуна»), перечислялись приметы, завершалась статья стандартным предупреждением: «Имеет при себе оружие и, не задумываясь, пускает его в ход».

— Ну как? — усмехнувшись, спросила Мадлен Дюмар — Я сразу поняла, что вы частный детектив.

— Понятно, за милю чуете Ну что же, — не стал возражать Корин. — Так вы дадите мне ключи?

— Если обещаете вернуться и допить со мной бутылочку, — выдвинула ультиматум мадам Дюмар — С удовольствием, — улыбнулся Корин Связка ключей легла в его руку.

— Вот этот. Квартира пять.

Пятая квартира во владениях мсье Франка встретила Корина запустением и нежилым духом. В многочисленных пыльных комнатах и длинных извилистых коридорах почти не было мебели, а та, что сохранилась, дышала на ладан. Нормальный человек ни за какие блага не согласился бы здесь поселиться даже временно. Но для использования в качестве оперативной базы квартира вполне годилась.

Корин выдвигал ящики скрипучих письменных столов, заглядывал за допотопные, набитые тряпьем сундуки. Вовсе необязательно эта квартира связана с организацией Дорена, тут мог обосноваться кто угодно. Ставка один к миллиону.

Корин вытряхнул поближе к слепому окошку мусор из пластмассовой корзины. Обрывки бумаг, смятые сигаретные пачки и выдохшиеся зажигалки не вызвали у него прилива вдохновения. Он развернул скатанный в комочек лист белой бумаги, на котором привлекали внимание следы чернил. Это было начало письма, точнее, только обращение поанглийски.

«DEAR JOHN!»

Дорогой Джон, и все. Автор сел за письмо, потом передумал или что-то помешало ему, скомкал листок и бросил в корзину. Вряд ли эта бумажка приведет к эпохальным открытиям. Но что-то в тексте привлекло внимание Корина. Он всмотрелся пристальнее. Нечто, заключенное в двух обыкновенных словах, смущало его, нечто чужеродное или, напротив, слишком знакомое. Наконец он понял.

Буквы Д и R были написаны не так, как написал бы их с детства сроднившийся с английским языком корреспондент, буква D имела залихватский хвостик слева внизу, а справа полуокружность с закорючкой. Буква R походила на русское И. Англичанин или американец написал бы ее иначе — в виде наклонной палочки с горизонтальным ответвлением в верхней трети. Зато человек, закончивший в Советском Союзе среднюю школу, навсегда привык писать именно так. Самому Корину тягомотный процесс переучивания доставил немало огорчений, когда его в КГБ готовили к работе в Америке. К тому же буквы стояли не слитно, что характерно для англоязычной манеры почерка, а разделялись небольшими интервалами. Последнее ни в коей мере не было обязательным, но косвенно подтверждало мнение Корина: обращение «DEAR JOHN» написано русским, причем не давно натурализовавшимся эмигрантом, а русским из Советского Союза или России (в зависимости от времени приезда на Запад).