Если он поддастся - [9]

Олимпия уставилась на нее, страстно желая содрать с ее лица издевательскую ухмылку. Брент же побледнел, а вот для юного Томаса в этом, вероятно, не было никакой новости, потому что он наблюдал за графом со смесью напускной храбрости и печали. Олимпия почему-то решила, что мальчик ждал, когда Филдгейт схватит его за ворот и выкинет из дома.

– Что вы сказали? – отрывисто спросил Брент.

– Я сказала, что вы единственный человек, который может решать, как обходиться с вашим братом. – Молли кивнула в сторону Томаса. – Вот он стоит перед вами! Тот самый, рожденный вскоре после смерти старого лорда!

Брент внимательно посмотрел на Томаса и постепенно стал различать фамильные черты в облике мальчика. У него были глаза Малламов и почти такая же форма носа, как у Малламов.

– Это правда? – спросил он у мальчика.

– Правда, – кивнул Томас.

– В моих владениях есть еще кто-нибудь, кто знает то, чего не знаю я?

– Больше никого нет. В доме, во всяком случае.

Повернувшись к Молли, граф спросил:

– И вам никогда не приходило в голову поставить меня в известность, что мой младший брат чистит мне сапоги?

– Он ведь незаконнорожденный, а нам всем известно, как господа относятся к таким, – ответила Молли.

– Все, можете идти.

– Что?..

– Я сказал вам, Молли, чтобы вы покинули мой дом. Не помню, чтобы я нанимал вас. Поэтому я указываю вам на дверь. Идите.

– Вы выгоняете меня за то, что я сказала правду?

– Нет, за то, что вы не сказали мне правду с самого начала. И еще за то, что вы, похоже, работали здесь вовсе не на меня.

Брент направился к выходу, потом остановился и, обернувшись, добавил:

– Можете забрать свои вещи, но не вздумайте прихватить с собой что-нибудь сверх того. Да, и вот еще что… Мне хотелось бы, чтобы вы немного подождали за порогом, после того как соберетесь и покинете дом. Я думаю, что вам составят компанию еще несколько человек, которые лишатся здесь работы. Это не займет много времени. – Брент повернулся к Томасу. – Теперь вернемся в библиотеку?

Олимпия дождалась, когда они ушли, потом повернулась к Молли.

– Это какая-то глупость. Зачем нужно было держать в тайне происхождение Томаса?

– Так нам приказала леди Маллам.

– Леди Маллам здесь не хозяйка.

Расхохотавшись, Молли разорвала на себе фартук и швырнула на пол.

– Разве? Неужели вы всерьез думаете, что здесь всем заправляет слезливый пьяный дурак?

Служанка кинулась к двери, а Олимпия, поглядев ей вслед, сокрушенно покачала головой. Судя по всему, каждый шаг Бранта полностью контролировался его матерью. А если вспомнить, что он щедро поддерживал мать деньгами, а также учесть то печальное состояние, в котором он постоянно пребывал, – о, тогда не было ничего удивительного в том, что леди Маллам не спускала с него глаз. Но дело было не только в ее желании держать сына в узде. Жадность настолько овладела ею, что она решила продать свою дочь старому извращенцу.

Олимпия сделала глубокий вдох, развернулась и отправилась обратно в библиотеку. Она обещала помочь Агате – и сделает это! Но она очень надеялась, что ей не придется слишком уж глубоко погружаться в проблемы семьи Маллам.

– Вы еще здесь, миледи? – удивился Брент, когда баронесса вошла в библиотеку.

– Теперь я могу поговорить с вами о том, ради чего приехала. – Судя по виду, граф был близок к тому, чтобы указать ей на дверь.

– И о чем именно?

– О том, что ваша сестра безуспешно пыталась несколько раз связаться с вами. Она сильно напугана, потому что леди Маллам вот-вот продаст ее, выдав замуж за лорда Хораса Миндена.

Глава 3

Брент в изумлении уставился на Олимпию. Он открыл рот, но, так и не придумав, что сказать, закрыл его, после чего в изнеможении рухнул на канапе и посмотрел на графин с бренди.

– Это вам не поможет, милорд. – Олимпия перестала расхаживать по комнате, остановившись перед огромным камином. – Вам это ни к чему.

– Разве? – Брент вздохнул. – Я только-только пришел в себя, а тут объявились вы. И теперь мой дворецкий трупом лежит на полу в холле, вы учинили драку со служанкой, которую пришлось уволить, и еще я узнал, что парнишка, который чистит мне сапоги, мой самый настоящий брат. – Он взглянул на Томаса, и тот ответил ему улыбкой до ушей. – Вдобавок вы рассказали, что мать пытается продать мою сестру – невинное дитя! – самому гнусному развратнику из всей нашей аристократии. Выпивка была бы сейчас весьма кстати…

– Я очень сомневаюсь в том, что Минден самый гнусный развратник, – пробормотала Олимпия, прислонившись к стене рядом с камином.

Она тут же оцепенела, потому что перед ее мысленным взором замелькали картинки: вот белокурая женщина прижалась спиной к стене, а Брент яростно занимается с ней любовью, и глаза его закрыты. А вот еще одна полуголая женщина; она стоит у него за спиной и гладит ладонями по всему телу. Олимпия быстро отошла от стены.

– О, мужчины! – Отвращение отчетливо прозвучало в ее голосе. – У стены?.. Прижав ее к стене, да, Филдгейт? – Она вздрогнула, осознав, что отвращение отчасти было вызвано острым приступом злой ревности, поразившей ее в самое сердце. – Две сразу, да, Филдгейт?

Смутившись, Брент захлопал глазами. Потом вспомнил, каким даром якобы обладала Олимпия, и чуть не выругался вслух. Причина его смущения заключалась в том, что он почти ничего не помнил из того, что ей, очевидно, привиделось. Олимпия, судя по всему, знала о том эпизоде намного больше, чем он, и это обстоятельство само по себе было унизительным.