Если бы - [24]

— Господи, Вера, как ты могла? — почти простонал он, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Прости. — прошептала она, понимая, что это глупо, но не зная, что еще тут можно сказать.

— Прости! — заорал он и от неожиданности Вера даже подскочила.— Не смей мне говорить прости! Ты обещала, ты слово дала! Ты должна! Слышишь?

На них начали оборачиваться. До этого момента ей было его жалко и она чувствовала свою вину, но его слова, обвинения, которые он проорал ей в лицо, разозлили ее.

— Что я обещала, Сева? Какое я слово дала? — она сердито смотрела на него, не испытывая больше ни жалости ни угрызений совести. — Что буду всегда с тобой и мы будем жить долго и счастливо, и умрем в один день, нарожав перед этим десяток детей? Ничего я не обещала и никакого слова не давала. И я ничего не должна!

Она встала, что бы уйти, Сева хотел удержать ее, но она вырвала руку. Приступ гнева и ярости прошел, и Сева сидел, опустив плечи, несчастный и потерянный. Сейчас он был похож на большого ребенка, не знающего, что ему делать дальше. Он печально посмотрел на Веру.

— А маме я что скажу? — неожиданно спросил он.

Вера подавила новый приступ истерического смеха.

— Скажешь, что сегодня ее счастливый день, я ушла из ее жизни навсегда.

Вера, не оглядываясь, пошла в сторону метро. На душе у нее сделалось легко-легко. И голова была легкой — никаких мыслей. Ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем.

Она глубоко вдохнула холодный осенний воздух. Как хорошо! Как хорошо жить! Как хорошо ощутить себя свободной, как будто она сбросила какую-то тяжелую ношу, тянувшую ее к земле. Сбросила и теперь парит, легкая как осенний листок и такая же беззаботная.

Решив ничего пока не говорить Соне про кардинальное изменение своих жизненных планов, Вера весь вечер старательно избегала старшую сестру. На счастье, та и сама не стремилась к общению, приехала злая и ходила по квартире громыхая какими-то вещами, перекладывая их с места на место. А потом молча ушла спать в свою комнату. Наверное, что-то опять у нее там не заладилось с ее возлюбленным. «Брось его Сонька! Брось! — хотелось крикнуть Вере. — Найди себе нормального мужика, выйди за муж, нарожай детей. Не губи свою жизнь. Он мизинца твоего не стоит.» Но сказать сестре такое Вера не могла. Да и какое право она имеет советовать, она со своей -то жизнью разобраться не может.

Ночью позвонил пьяный Сева, начал что-то говорить о любви, еле ворочая языком. Вера повесила трубку. Телефон снова зазвонил. После третьего звонка Вера отключила телефон и уснула крепким сном младенца.

01.10.1990г

Все кончается. Подходил к концу последний вечер. Держась за руки они медленно шли по набережной Москвы — реки. Дул пронизывающий октябрьский ветер, пробиравший до костей, заставлявший прохожих прятать носы в воротники, а озябшие руки в карманы курток и пальто. Вера с Сергеем как будто не замечали холода, они шли не спеша, стараясь как можно дольше оттянуть неизбежный момент прощания.

Он приехал, как и обещал, рано утром. Пол дня они провели в постели и готовы были провести там и вторую половину, и еще много-много дней, но Соня должна была вернуться с работы и пришлось покинуть их маленький теплый мирок и отправиться гулять по хмурой промозглой Москве. Они пообедали в ресторане — Сергей продал свой мотоцикл и шиковал, решив устроить для них праздничный, запоминающийся вечер. Он предлагал ей сходить куда-нибудь, в любое место куда она захочет, один звонок Родиону Петровичу, и для них любая дверь открылась бы как по волшебству, но Вера отказалась. Ей хотелось побыть вдвоем, что бы рядом не толкались чужие, незнакомые люди. Они прогулялись по Красной площади и потом, не спеша, дошли до набережной. Момент, о котором они старались не думать, становился все реальнее, все сильнее сжимала сердце глухая непроглядная тоска. Сейчас они дойдут до метро. Доедут до Вериного дома. Попрощаются. И все. Конец.

Оба думали о завтрашнем дне, оба боялись его и не решались высказать свои мысли вслух. Как будто опасаясь, что волшебство последних дней развеется, и что реальность захлестнет их и поглотит, наполнив их сердца темнотой и печалью.

— Во сколько ты завтра улетаешь? — все же не выдержала Вера.

— Самолет в 6—30 утра. — сказал Сергей, сердце болезненно сжалось «Так рано!», как будто если бы он сказал, что самолет в 10 или 12, что то изменилось.

Сергей остановился и, взяв Веру за плечи, развернул ее лицом к себе. Она отворачивала голову, стараясь отвести взгляд, потому что боялась разреветься.

— Вера, Верочка! — Сергей безуспешно пытался заглянуть ей в глаза. Легонько взяв ее за подбородок он заставил Веру посмотреть на себя. — Я знаю, что не должен этого говорить. Но я прошу тебя, не выходи замуж. Пожалуйста, Вера! Дождись меня. Ну хотя бы отложи свадьбу. Я вернусь и тогда ты решишь. Просто подожди, пожалуйста!

Она почувствовала такое облегчение.

— Хорошо. Я подожду тебя. — сказала Вера, тупая ноющая боль, сковывавшая сердце отпустила. Она чувствовала себя возвращающейся к жизни, ощущала как тревога и неизвестность, разъедающие душу все последние дни, отступают, покидают тело, и на смену им приходит просто грусть.