Если бы ты был здесь - [36]

Часть моей работы, связанной конкретно с этой картиной, заключалась в том, чтобы узнать как можно больше об Анри де Тулуз-Лотреке и его творчестве и оценить, насколько оно вписывается в канон импрессионизма. В течение нескольких недель я искала нужную информацию в библиотеке «Сотбиса», в Нью-Йоркской публичной библиотеке, в библиотеке Колумбийского и Нью-Йоркского университетов. Тулуз-Лотрек родился во Франции в семье графа и графини, его родители приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. У ребенка была скелетная дисплазия, вследствие чего он рано перестал расти – его рост составлял всего пять футов, – при этом у него был торс взрослого человека, очень короткие, почти детские ноги и, предположительно, большие гениталии. Отец не слишком одобрял его выбор стать художником, а мать беспокоила компания, в которую попал ее сын. У Тулуз-Лотрека была репутация дамского угодника. Его первой любовницей стала Мари Шарле, семнадцатилетняя модель. Другая любовница, Сюзанна Валадон, пыталась покончить с собой после расставания с художником. Скорее всего, именно рыжеволосая модель и проститутка Роза ля Руж заразила Тулуз-Лотрека сифилисом, от которого художник и скончался.

Как и других творческих людей, Тулуз-Лотрека манил к себе Монмартр, богемный район Парижа, битком набитый кабаре и проститутками. Художник рисовал для «Мулен Руж» афиши, и в кабаре всегда держали для него свободный столик. Неделями он жил в публичных домах, фиксируя на своих полотнах реальную жизнь работников секс-индустрии – их скуку, медицинские осмотры и отношения между ними, за которые, в отличие от рабочих, они не получали ни гроша. Художника гораздо больше интересовала разница между тем, как человек действует в определенной среде, и тем, как он ведет себя наедине с самим собой, – пространство между актером и личностью; разрыв между частным и профессиональным.

Его манеру характеризуют как живописную, основанную на длинных, не смешанных друг с другом мазках кисти. Его искусство напоминало скорее размытое пятно, чем моментальную фотографию, – словно вы смотрите на толпу и ваш взгляд за что-то цепляется: зеленоватое лицо женщины, ярко-красные колготки танцовщицы. Тулуз-Лотрека гораздо больше интересовали отдельные люди, чем их окружение, поэтому обычно художник сосредоточивался на одной черте своей модели, которую считал отличительной, и выделял именно ее, оставляя все остальное несколько размытым. Он смотрел на людей глазами не романтика, а практичного и бесстрастного критика.

Примерно в 1890-х годах Тулуз-Лотрек написал серию работ, на которых изобразил лежащих в постели проституток в тихие моменты интимной близости. Цвет кожи этих женщин был нежным и светлым, потому что обычно они пудрились, чтобы выглядеть моложе и здоровее. Яркая окружающая обстановка создавала сильный контраст между тем, где находились героини его картин, и тем, кем они являлись. Казалось, Тулуз-Лотрек как бы говорил: «Все не то, чем кажется».

Не было никаких сомнений в том, что картина Китоми Ито принадлежала к этой серии. Лишь одно разительно отличало ее от других работ: на ней был изображен сам художник.

Я услышала, как у Евы перехватило дыхание, и вспомнила, что и она тоже увидела это произведение воочию впервые в жизни.

Ева откашлялась, и я очнулась от своих мыслей. Я вспомнила, зачем пришла. В мои обязанности входила оценка состояния картины: не облупилась ли краска? Была ли рама картины достаточно прочной? Была ли подпись художника похожа на подписи других его работ: «Т-Лотрек», в которой Т вместе с дефисом напоминала букву F, прямой угол L, крошечная петля почти на середине буквы t. Пока я делала свою работу, Ева делала свою: она убеждала Китоми Ито в том, что «Сотбис» – самый подходящий аукционный дом для продажи этой вещи.

Мы знали, что прежде Китоми продавала кое-какие свои вещи через «Кристис». Однако на сей раз она решила рассмотреть предложения других аукционных домов.

– Это что-то потрясающее!

При этих словах Евы я посмотрела не на работу Тулуз-Лотрека, а на Китоми Ито.

Она походила на мать, которая приняла решение отдать ребенка на усыновление только для того, чтобы понять: отпустить его будет труднее, чем ей думалось.

– Сэм часто повторял, – сказала Китоми, – что, когда ему исполнится восемьдесят, он перестанет давать интервью. Никогда больше не сядет перед камерой. Он хотел уехать в Монтану и разводить там овец.

– Правда? – удивилась Ева.

Китоми пожала плечами:

– Думаю, мы никогда этого не узнаем.

Потому что тридцать пять лет назад ее муж был убит. Китоми повернулась и повела нас по все тому же коридору к японскому чайному сервизу.

– Вы решили продать картину по какой-то особой причине? – спросила Ева.

Китоми посмотрела на нее снизу вверх:

– Я переезжаю.

Я видела, как у Евы загорелись глаза. Если Китоми собиралась уехать из Нью-Йорка, то, возможно, захочет продать и другие вещи, помимо Тулуз-Лотрека.

Из пиалы передо мной поднимался пар и запах зеленой травы.

– Это сенча, – пояснила Китоми. – К нему полагается шотландское песочное печенье шортбред. Именно Сэм пристрастил меня к этому сочетанию.