Если бы не друзья мои... - [83]
Лысый обратился к Аверову:
— Вы врач? Ваша специальность?.. Ах, так, вы вовсе не врач! По какому же праву вы носите повязку с красным крестом?
Аверов ответил вопросом на вопрос:
— Разрешите узнать, как к вам обращаться?
Доктор смерил его глазами с головы до пят.
— Я Крамец, главный врач зондерлазарета, который вы будете ремонтировать. Конечно, если я вас возьму. Потом я вас, возможно, оставлю на работе в моем лазарете. Меня вы должны называть «господин гауптман».
Последние слова он произнес с гордостью.
— Господин капитан, я…
— Капитаном медицинской службы, — перебил он Аверова, — я был когда-то в вашей Красной Армии. Там я был вынужден лечить комиссаров и евреев. Здесь перед вами немецкий гауптман, запомните это!
— Простите, господин гауптман. Я не комиссар и не еврей, я зоотехник и повязку с красным крестом ношу потому, что был старшим санитаром в Могилевском лазарете. Все они, — показал он на нас, — опытные санитары.
— Разрешите, господин гауптман, — вмешался Шумов, — среди них я единственный со специальным медицинским образованием.
— Вот как? С кем имею честь? Вы академик или всего-навсего профессор? Ах, вы, оказывается, кончили в армии курсы санитаров? Великолепно. Так вот, запомните: медицинское образование здесь имеют только двое — Анатолий Леонидович и я! Вы, уважаемые господа, будете носить воду, глину, кирпичи, известь, убирать мусор. Завтра, например, вы засыплете старую уборную. А теперь, будьте любезны, раздевайтесь.
Напрасно Казимир Владимирович боится снять сорочку. Глупости! Гауптману не нужно его тряпье. Страшно мне. Не было бы хоть так ослепительно, так невыносимо светло.
Стою в углу, прикрываясь одеждой. Если бы я мог забиться в какую-нибудь щель! Доктор заглядывает Аверову в рот, считает зубы, щупает мускулы, нагибается, будто не знает, что у пленных не может быть венерических заболеваний.
Столько пережить, столько выстрадать и в конце концов попасть в руки такому негодяю! До чего же я был глуп, до чего наивен, как вон та муха, что так отчаянно бьется о стекло. Ее понять можно, стекло-то ведь прозрачное. И она еще, может быть, найдет щель… А на что я могу рассчитывать?
Доктор прикладывает фонендоскоп к спине Аверова, а сам смотрит, кажется, на меня…
— Одевайтесь, — приказывает он Аверову, — а ты, — обращается он к Кузе, — поди сюда! — Он велит Кузе закрыть глаза, вытянуть вперед руки, вынимает из кармана маленький деревянный молоток и ударяет Кузю по правому колену.
Стою, опустив глаза. Видеть мне сейчас никого не хочется. Но слышу, кто-то вошел.
— Здравия желаю, герр арцт!
Узнаю голос. Гюнтер. Поздно, дружище, поздно ты пришел…
Поднимаю голову и вижу, как Гюнтер подходит к столу, отодвигает в сторону офицерскую фуражку врача и кладет на ее место свою солдатскую пилотку и носовой платок, которым вытирал пот с лица.
У доктора дрогнула верхняя губа. Но Гюнтер не смотрит на него. Он роняет:
— Воды!
И еще раз, к врачу:
— Прошу вас, чистой воды!
— Анатолий Леонидович, — кричит гауптман своему заместителю, — будьте любезны, принесите воды, немец хочет пить!
Минутой позже на столике уже стоит вода в графине с отбитым горлышком.
Гюнтер вынимает из рюкзака картонную коробку и ставит ее рядом с графином, отвинчивает крышку фляги и приказывает принести еще два стакана. Вместо стаканов доктор приносит кружку и мензурку. Гюнтер разливает воду по посудинам, вынимает из коробки и бросает в воду красноватые таблетки. Вода начинает пениться и становится розовой.
— Пейте! — поднимает он свою кружку.
Врачи переглядываются.
— Пейте! — повторяет он. — Вы что, не слышали о законе военного времени?
Всем ясно, о каком законе он говорит: на оккупированной территории каждый колодец может быть отравлен. Поэтому хозяин, прежде чем угостить немца, сам должен отведать воды.
Анатолий Леонидович не пил, он тянул каплю за каплей. Его же коллега одним духом выпил кружку до дна и, вытирая губы, удовлетворенно сказал:
— В жизни ничего вкуснее не пил. Вот видите, Анатолий Леонидович, что значит западная цивилизация!
Врачи встали, поблагодарили Гюнтера, но тот и не собирался уходить. Он угостил их русским самосадом, от которого в горле дерет.
— Спросите-ка у них, — подмигнул он Аверову, — с каких это пор они перестали верить в немецкую медицину? А может быть, они не доверяют известному доктору Леону?
— Не понимаем, — ответили в один голос оба, когда Аверов перевел им слова Гюнтера.
— Вот как? — удивился Гюнтер. — Неужели вы не слышали о военном враче Леоне? Он самолично из сотен пленных отобрал именно этих. — И тут же добавил несколько мягче: — Доктор Леон мой земляк и, возможно, будет обер-арцтом вашего гарнизона.
Глаза Аверова сияют — он изо всех сил старается подобрать такие русские слова, которые не ослабили бы впечатления от слов Гюнтера.
Уже перед уходом Гюнтер спрашивает у врачей, куда ему нас доставить. Заодно он напоминает им, что Аверов высокообразованный человек и что доктор Леон относился к нему весьма благосклонно.
— До свидания, господа.
— До свидания. Спасибо за таблетки.
Снова светит солнце. Мы медленно идем по двору. Гюнтер приказывает Аверову:
— Отведите их к башне. А он, — показывает Гюнтер на меня, — поможет мне нести рюкзак до выхода.
Творчество известного еврейского советского писателя Михаила Лева связано с событиями Великой Отечественной войны, борьбой с фашизмом. В романе «Длинные тени» рассказывается о героизме обреченных узников лагеря смерти Собибор, о послевоенной судьбе тех, кто остался в живых, об их усилиях по розыску нацистских палачей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
Бросить все и уйти в монастырь. Кажется, сегодня сделать это труднее, чем когда бы то ни было. Почему же наши современники решаются на этот шаг? Какими путями приходят в монастырь? Как постриг меняет жизнь – внешнюю и внутреннюю? Книга составлена по мотивам цикла программ Юлии Варенцовой «Как я стал монахом» на телеканале «Спас». О своей новой жизни в иноческом обличье рассказывают: • глава Департамента Счетной палаты игумен Филипп (Симонов), • врач-реаниматолог иеромонах Феодорит (Сеньчуков), • бывшая актриса театра и кино инокиня Ольга (Гобзева), • Президент Международного православного Сретенского кинофестиваля «Встреча» монахиня София (Ищенко), • эконом московского Свято-Данилова монастыря игумен Иннокентий (Ольховой), • заведующий сектором мероприятий и конкурсов Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Трифон (Умалатов), • руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Геннадий (Войтишко).
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.