Если бы не друзья мои... - [24]

Фельдмаршал Кутузов разгадал замысел Наполеона и здесь, на правом берегу узкой, но глубокой реки Лужи, решил дать бой, от которого зависела судьба России. Послушайте, ребята, как это было… Ведь это почти легенда. В спешке добравшись до реки, наполеоновские гренадеры увидели, что моста через нее уже нет — его сожгли жители города. Тогда французские саперы стали строить понтонный мост. Их лодки уже почти достигли другого берега, еще несколько минут — и они были бы в Малоярославце. Что делать? Тогда горожане с невероятной быстротой, пилами и топорами, разобрали дамбу у городской мельницы, вода из семикилометрового бассейна вырвалась, хлынула и поглотила французских саперов.

Река Лужа захлебнулась, вышла из берегов. Авангард Наполеона еле успел отступить назад. Теперь у него не было иного выхода, кроме как целые сутки — день и ночь — стоять и ждать, пока спадет разбушевавшаяся вода.

Когда стемнело, французы вошли в город. Но ненадолго. За то время, что они топтались на месте, сюда прибыли полк Платова, шестой корпус Дохтурова и легкая кавалерия Дорохова. Вон на том берегу, — махнул Олег рукой, — стоял в окружении своей свиты Наполеон и следил за битвой. Он все еще надеялся вырваться на Калужскую дорогу. Но тут выступили основные силы русской армии во главе с Кутузовым. Битва была не на жизнь, а на смерть. Бой за Малоярославец длился без передышки восемнадцать часов. 12 октября город восемь раз переходил из рук в руки…

Вымуштрованная наполеоновская армия так и не заняла Малоярославец, хотя прибыла сюда, когда здесь не было ни одного русского солдата. 13 октября перед Наполеоном лежали развалины города, через который он не сумел пройти. Кутузов преградил французам путь у Малоярославца и вынудил Наполеона повернуть на разоренную смоленскую дорогу. Конец наступил на Березине, где сомкнулось кольцо окружения наполеоновской армии.

Мы слушаем Олега, раскрыв рты. Все это происходило сто двадцать девять лет тому назад, а сейчас, тоже в октябре, мы находимся на берегу той же речки, в том же городе, и так же, как тогда над русскими солдатами, над нами нависла смертельная опасность… Олег, наверно, долго бы еще рассказывал, если б не Ивашин. Вот он, идет сюда…

Удивительное совпадение! Нашему батальону суждено защищать Малоярославец именно там, где стоял в 1812 году полк Платова: пришел приказ закрепиться на юго-западной окраине города. Остальные курсанты из обоих подольских училищ ушли по Брестской дороге вперед, чтоб занять позиции на огневом рубеже, наш же батальон находится в резерве Московского военного округа, и его бросят в бой лишь в том случае, если враг прорвет линию обороны у оперативно важного пункта возле села Ильинское.

Небольшими саперными лопатками мы роем окопы — каждый для себя. Верхний слой земли снимается легко, но чем дальше вглубь, тем труднее, хоть руби киркой. Рузин наткнулся на заржавевшую саблю — вот тебе и наглядная иллюстрация к недавнему рассказу Юренева!.. Окопы вроде, как нас и учили, уже полного профиля, но Малихин и Елисеев все требуют: «Глубже! Шире!» Затем мы копаем общую траншею, противотанковые рвы, после чего нас рассылают в разные стороны — изучить ландшафт вокруг линии обороны. Для чего это нужно, объяснять нам не надо.

Вокруг тихо, словно и нет никакой войны. По краям местами вспаханных полей стоят, будто стража, рощицы. Попадаются кое-где бугорок, холмик, канава. Мы стараемся запомнить все до мелочей, каждый еле заметный изгиб земли. Пришло бы раньше кому-нибудь в голову, что сюда могут прорваться вражеские танки? А сейчас эта мысль не покидает нас ни на минуту.

Людей почти не видно, но вот мы выходим на узкую полевую дорогу и видим: навстречу нам плетутся с котомками за плечами усталые, измученные люди, гонят стадо. Видно, что идут они издалека: у некоторых коров перевязаны тряпками головы, шеи, у одной, что пытается на ходу пощипать жухлую придорожную траву, болтается на ниточке оторванное ухо, у другой лоб прорезала полоска засохшей крови, и заднюю ногу она волочит так, будто она у нее пятая, лишняя.

Нам не о чем спрашивать этих людей, нечего сказать им. И нечем утешить.

Вдруг дорогу нам загораживает женщина с берестяной корзиной за плечами — широко раскидывает руки, будто ловит курицу.

— Не скажете, где здесь поблизости доктор? — спрашивает она хриплым, простуженным голосом. — У нас трое раненых. Вон там, в поле, наши повозки, видите? Двое стариков и ребенок, мальчишка. Сделайте что-нибудь, прошу вас… — И губы ее, словно помимо воли, еще шепчут что-то.

Доктор… Где его взять? Все наши медики сейчас в Ильинском — таков был приказ генерала, начальника нашего училища. Это и понятно: в Ильинском предстоят тяжелые бои. Но даже если б в нашем батальоне и был фельдшер, прошло бы слишком много времени, пока бы он прибыл сюда. Рану, правда, и каждый курсант перевязать умеет, этому нас учили, но можем ли мы задержаться? Должны ведь вернуться точно в указанное время, Малихин и оправданий никаких не захочет слушать…

А что, если, думаю я, точно так же лежат сейчас где-то и моя мать, мой отец, старшая сестра с детьми?.. Неужели красноармейцы пройдут мимо, даже не перевяжут им раны? К счастью, не я один подумал об этом: Елисеев приказывает мне и Рузину идти к повозкам.