Если бы не друзья мои... - [140]

Стража представляла собой одинокий домишко в лесу, где жил лесничий, с которым мы поддерживали тесную связь. Он часто служил нам проводником и помогал в разведке.

Семен Бируля, хозяин Усошской Стражи, высокий крестьянин лет сорока, с продолговатым лицом и голубыми добрыми глазами, встретил нас радушно. Холод и пустота царили в его избе. Мы забрались в угол, расположились на голом полу и без помех проспали остаток ночи.

Стояла морозная рань. Выпавший за ночь снег выбелил всю округу, запорошил все следы. Я проверил посты, всех предупредил, что с минуты на минуту может показаться враг. Недалеко от нашей хаты, на тропинке, ведущей в Бацевичи, стоял на посту молодой партизан Терентий.

— Немцы!

Терентий стукнул в окно и мгновенно исчез. Мы все вскочили. Чижик, не спеша, потянулся за ручным пулеметом.

— Терентий, вероятно, заснул на посту и во сне увидел немецкую колонну.

Никто ему не возразил — с Терентием действительно недавно такое случилось. Но, выйдя на крыльцо, мы увидели: из Усоха по направлению к нам мчались сани, в них сидели три человека, мы узнали их издали — это были наши партизаны. «Неужели, — подумал я, — Терентий принял их за немцев? Но ведь я же приказал ему следить за противоположной стороной, за тем, что делается позади хаты…»

Позади хаты, метрах в пятидесяти, стоял большой сарай. Бируля зачем-то пошел туда и сразу же прибежал обратно.

— Бегите! — прошептал он.

Мы вскочили в сани, стоявшие наготове, — и айда в лес.

Из слов хозяина, успевшего забраться к нам в сани, мы узнали: гитлеровцы залегли у самого сарая и, видимо, надеются захватить тех трех, что едут сюда из Усоха, о том же, что мы находились в доме, они и не подозревали… Воронок, словно чуя опасность, рвался вперед. Я с трудом его остановил.

— Стреляй! — крикнул я Чижику. — А то наших захватят…

Ваня развернул пулемет и выпустил в направлении сарая несколько длинных очередей. Тотчас же послышалась немецкая команда и поднялась стрельба. Сани, подстерегаемые гитлеровцами, остановились, партизаны соскочили и исчезли в лесу.

Наших мы нагнали на тракте, ведущем в Рудню. Около двухсот запряженных саней растянулось по дороге.

— Иди сюда! — закричал мне Савицкий. — Какого я себе приобрел «ординарца»! Посмотри, сидит у меня на санях.

Это был немец средних лет. Первый испуг его прошел, он взял себя в руки и не переставал лопотать.

— О, сколько вас! — удивлялся он. — А нам говорили, что сюда прибыло всего тридцать бандитов. — Он тут же сконфуженно поправился: — Простите, я хотел сказать — партизан…

Силич вызвал к себе командиров. Возле его саней стояли пулеметы, возвышалась груда винтовок — трофеи, захваченные у врага.

— Вася, — обратился я к Савицкому, — не томи, расскажи-ка лучше, что тут произошло.

А произошло, оказывается, вот что.

Сегодня утром наши вошли в деревню Сергеевичи. Любоничский комендант объявил своим солдатам, что вечером их ждет славная попойка, но для этого нужно предварительно уничтожить небольшую группу партизан. В Сергеевичи гитлеровцы въехали, словно возвращающиеся с ярмарки крестьяне, — безмятежно, не спеша: мол, то, что нам принадлежит, никуда от нас не убежит. Кто лежал, завернувшись в одеяло, только нос торчал наружу, кто, оставив винтовку на санях, бежал рядом, чтобы согреться. Многие разбрелись по хатам и приставали к хозяйкам:

— Матка, шнапс! Матка, яйки!

Партизаны напали на них так неожиданно, что только немногие оказали сопротивление — ни одному немцу не удалось спастись, убежал один полицай, некий Чикало, но и он не избежал возмездия.

Последние столкновения с врагом показали, что нам под силу навязывать ему серьезные бои и выигрывать их, и наши люди стали уверенней в себе. В хорошо подготовленном ночном налете мы уничтожили щегринский гарнизон. Не давая немцам опомниться, партизаны прямо из Щегринки предприняли наступление на Подселы. Здесь стоял один из сильнейших гарнизонов района. Мы его атаковали, когда уже совсем рассвело, а люди были утомлены ночным боем в Щегринке. В Подселы партизаны ворвались, но полностью уничтожить гарнизон не удалось.

Мы возвращались в лес. Густой туман, опустившийся с утра и окутавший всю округу, рассеялся. В прояснившейся вышине появились три самолета и сделали круг над Подселами.

— Остановиться и замаскироваться! — передавали друг другу приказ Силича.

Раненых, лежавших на носилках, накрыли белыми маскировочными халатами, а захваченных у немцев лошадей отвели подальше от дороги и расставили под ветвистыми деревьями.

Самолеты резко пошли вниз, и на укрепления гарнизона посыпались бомбы. Вторым заходом они обстреляли деревню из пулеметов. Один самолет еще кружил над Подселами, а два других поливали огнем Щегринку. Как завороженные, мы стояли и смотрели, не в состоянии понять происходящее.

— Наши! — закричали несколько человек и бросились бежать к дороге.

— Назад! — раздался голос Силича.

Он стоял и смотрел ввысь, не отрывая глаз от бинокля. На крыльях самолета, летевшего теперь над лесом, ясно обозначились две черные свастики.

— Комиссар! — громко расхохотался Силич. — В приказе придется особо отметить «помощь авиации».