Если бы Берию не убили... Вечная память! - [23]

Риль пожаловался на отсутствие особо чистых химикатов, но Берия, как пишет Риль, сказал, что «не может быть, чтобы была всего одна жалоба». Риль дополнительно пожаловался на отсутствие в Советском Союзе высокотемпературных тиглей, но Берия всё не унимался, спрашивал о личном и заявил: «Это невозможно, каждый человек всегда может на что-то пожаловаться»…

Далее — прямо по тексту книги Риля:

«Он наседал на меня и дальше, и, наконец, я сказал: «Если Вы так настаиваете, чтобы я на кого-нибудь пожаловался, тогда я это сделаю. У меня жалоба на Вас!» Эффект был потрясающий. Всё окружение Берии оцепенело, а сам он с наигранным испугом спросил: «На меня?!» Я сказал, что он сам приказал ввести строгий режим секретности и контроля, и поэтому наша свобода ужасно ограничена и мы от этого страдаем…»

От себя не уйдёшь, и если бы Берия был исполнен спеси и самомнения — как это ему приписывают клеветники — то в пресловутую «лагерную пыль» Риля, конечно, не смешали бы, однако реакция Берии доброй не была бы.

Берия же…

Впрочем, опять — прямо по тексту:

«Берия начал советоваться со своими соседями (сопровождающими его сотрудниками ПГУ и т. д. — С. К.), нельзя ли сделать для моей группы какие-либо исключения…»

Надо сказать, что во время визита Берии Риль, хотя и находился на работе, был не совсем здоров. Ничего смертельного не наблюдалось — в тот день Риль «из-за гриппа» всего-то «отказался от моей привычной сигары». Сразу по приезде Берия приветливо (оценка Риля) спросил у немца: «Как дела?», и тот ответил: «Плохо, у меня грипп». Затем началась беседа, в ходе которой Риль пожаловался Берии на Берию. По окончании разговора Берия пошёл осматривать комбинат, и Завенягин, тоже бывший с Берией, хотел, чтобы с ними пошёл и Риль.

Однако Берия возразил: «Человек болен, он должен быть в постели».

Мелочь?

Вроде бы — да. Но, может быть, и не очень-то мелочь…

Хрущёв был самодуром и не прощал самой объективной критики даже своим соратникам — есть на этот счёт свидетельства у, например, крупного партийного деятеля Шепилова. А ведь такая черта у главы государства не могла не вредить делу в огромной степени.

И вредила.

Берия же был всего лишь по-деловому жёсток, но в то же время уважал и чужое мнение, и чужую личность — если эта личность была в наличности. И такой стиль руководства тоже обеспечивал бы не метания экономики из стороны в сторону — как это произошло при Хрущёве, а уверенное поступательное её развитие.

Вот ещё одно свидетельство человека, к Берии нерасположенного, — известного ракетчика Чертока, недавно скончавшегося. В своем капитальном труде «Ракеты и люди» он сообщает, что министр Устинов, занявшись ракетными делами, к 1949 году понял «несуразность» структуры ведущего НИИ отрасли — НИИ-88, однако на реорганизацию не отважился, поскольку над ним стоял «всесильный» аппарат Оборонного отдела ЦК ВКП(б) во главе с Иваном Сербиным (1910–1981), имевшим прозвище «Иван Грозный».

Черток — с ним в его мемуарах это случается, увы, часто — не совсем верно указал тогдашнюю должность Сербина — в конце 40-х годов тот был заместителем заведующего Отделом машиностроения ЦК ВКП(б). Но общее положение дел Черток описал верно.

Так вот, без санкции Сербина были невозможны никакие изменения, поощрения и т. п., причём Черток вспоминает, что не раз имел возможность лично убедиться: министры Сербина «побаивались» и «никогда не рисковали» спорить с ним.

А вот в атомной отрасли и у разработчиков системы ПВО «Беркут» всё было, по словам Чертока, принципиально иначе. И он даже с некой грустью сообщает, что там где руководил Берия, все кадровые, например, решения, принимал Ванников, согласовывая их с Курчатовым и представляя на утверждение Берии.

А «небольшой аппарат Спецкомитета № 1» готовил проекты постановлений о назначениях, которые Берия давал на подпись Сталину.

Хрущёв, мало что смысля в экономике, пытался быть в каждой бочке затычкой, не доверяя людям, не уважая их, не ценя и не умея их толково организовать.

Берия, как видим, был руководителем прямо противоположного склада, и в случае руководства страной усиливал бы и усиливал её экономическую мощь.

Однако для устойчивого успеха ко второй половине XX века мало было выбрать верные приоритеты развития экономики и обеспечить наращивание производства — необходимо было обеспечить и эффективную систему управления экономикой. В СССР Сталина этой проблеме уделялось много внимания, что вполне понятно: социализм — это система плановой экономики. Но советский социализм к началу 50-х годов стал огромным экономическим гигантом, по сравнению с которым любые капиталистические корпорации выглядели карликами.

И этой всё более расширяющейся и расширяющейся суперкорпорацией надо было управлять.

Хрущёв и Булганин с проблемой управления экономикой не справились. В частности, попытка разделить районные партийные комитеты на «промышленные» и «сельские» была такой же глупой и ублюдочной, как и организация территориальных Советов народного хозяйства — совнархозов.

Брежнев и Косыгин с этой проблемой тоже не справились, начав в 1965 году такую экономическую «реформу», которая положила системное начало гибели социализма, — о чём позже.