«Если», 2015 № 05 (243) - [67]

Далеко вверху, пронизывая внешние границы этой звездной системы, летел его материнский корабль «Кахутара». Он совершал путешествие в один конец. Горы материи были потрачены на то, чтобы разогнать его до небольшой части скорости света, и эту скорость он не сбросит никогда. Его конструкция не предусматривала никаких способов, позволяющих ему затормозить или остановиться. «Кахутара» летел вглубь галактики по извилистой траектории, проходя мимо звездных систем каждые два-три столетия. И возле каждой его команда выходила из анабиоза и приступала к исследованиям. Для этого они использовали шлюпки — небольшие корабли, способные обогнать «Кахутару», достичь лежащей на пути звездолета планетной системы и потратить несколько дней или недель на изучение одной или нескольких планет. Шлюпки могли выходить на орбиту, а иногда совершать посадки на планеты, собирая информацию настолько быстро, насколько это способны делать люди и машины. Но проходило мучительно мало времени, и им приходилось взлетать и разгоняться, догоняя материнский корабль.

Сотни людей на борту «Кахутары» посвятили жизни этому путешествию. Пока не настанет очень далекий день их смерти, они будут погружаться в анабиоз и выходить из него, посещая звезду за звездой. Все собранные сведения они передавали на Землю, но к этому моменту полета любые сообщения, которые могли быть посланы в ответ, стали слишком слабыми для приемных антенн «Кахутары». Теперь они не могли знать, получена ли драгоценная информация, содержащаяся в их посланиях. С планетой, когда-то бывшей домом, их теперь соединяла лишь призрачная ниточка одностороннего общения.

Генрик отошел на несколько шагов от шлюпки и остановился, глубоко и с наслаждением вдыхая воздух планеты. Ровный ветерок шевелил его седые волосы и прижимал комбинезон к высокому худощавому телу. Шлюпка приземлилась в слегка холмистой степи, поросшей ковром невысокой, по щиколотку, травянистой растительности. В одном направлении, под восходящим солнцем, виднелись невысокие горы, покрытые более высокими растениями, напоминающими деревья. На севере тек извилистый ручей. В сапфировом небе плыли белые пятнышки облаков. Генрик подставил лицо теплому солнечному свету.

— Красота, — сказал он.

Присев на корточки, он обнаружил на клочке почвы прямо под ногами десяток разных видов растений, после чего начал путаться в том, какие из них он уже подсчитал. Он слышал, как позади три других члена экспедиции выгружали и устанавливали оборудование. Автономный вездеход уже полз по неровному грунту, а несколько летающих зондов были запущены со шлюпки еще во время посадки. Неподалеку от Генрика возилась Эмили, настраивала установленный на треногу мультисенсор, работая на его клавиатуре. Она проделывала это слишком близко к Генрику, и ее торопливые и решительные действия подозрительно контрастировали с неподвижностью позы.

Генрик встал, на миг поморщившись, когда его колени выпрямились. Нажав кнопку рации, он задал вопрос всей команде:

— Все еще никаких признаков животной жизни на суше или в воздухе?

Урсула и Кент ответили «нет», через секунду такой же ответ дала Эмили.

— Я вижу на некоторых растениях структуры, — сообщил всем по рации Генрик, — которые, кажется, предназначены для выделения или приема пыльцы, но нет ничего, поощряющего насекомых переносить пыльцу, — Выключив рацию, он обвел взглядом ландшафт, затем посмотрел на Эмили. — «Ни тени, ни света, ни бабочек, ни пчел», — продекламировал он, возвысив голос, — «ни фруктов, ни цветов, ни листьев, и не птиц. Ноябрь!» — И, улыбнувшись, добавил: — Томас Худ, тысяча восемьсот какой-то.

— Генрик, у нас очень много работы, — с каменным лицом напомнила Эмили.

— Нам работы хватит на тысячу жизней, Эмили. На миллион жизней. Нужно изучить целую планету, а у нас на это всего несколько дней. Так что да, ты совершенно права. Займусь-ка я лучше делом.

Он направился обратно к шлюпке. На ходу он набрал команды на коммуникаторе на запястье, дав сервомеханизмам инструкции выгрузить его поддон с приборами и оборудованием и установить возле корабля.

Несколько часов спустя, собирая образцы, его взгляд кое-что привлекло. У вершины длинностебельного растения высотой около метра, чуть ниже пучка листьев, Генрик увидел серый конический бугорок с основанием примерно в полсантиметра. Он протянул руку, чтобы коснуться его, но, едва палец приблизился, крохотная структура внезапно рассыпалась в пыль, которую сразу унес ветерок.

* * *

— Этого старика вообще не следовало брать в экспедицию, — заявила Эмили, — Он в лучшем случае перегорел, а в худшем — впадает в старческое слабоумие. По его поведению и словам видно, что он не воспринимает нашу работу всерьез. Для него она так себе, развлечение. И он предпочел бы сидеть под деревом, жевать травинку и читать стихи.

— Эмили, доктор Тарковски — самый уважаемый ботаник на всем корабле, — ответила Урсула, не отрывая взгляда от экрана, перед которым сидела, — А его информационный вклад в результаты нашей миссии доказывает, что до сих пор он работал превосходно.

— Ты имеешь в виду, что он ухитрился собрать несколько образцов, бормоча себе под нос «Оду земляному червю»?