«Если», 2015 № 05 (243) - [5]

— Два вопроса, сэр, — отозвался Приам. — Почему тут установлена такая высокая гравитация? Я читал, что гравитация на Эбретоне лишь на три процента выше земной.

— Меня сильно удивит, кадет, если вы сумеете полностью приспособиться даже к земной гравитации, учитывая ваше происхождение. И увеличение на три процента покажется отнюдь не шуткой в свете предстоящей вам физической работы. Все задания будут тяжелыми, и каждому члену команды полезно находиться при повышенной гравитации от шести до восьми часов в сутки. Последний вопрос?

— Могу я во время полета изучить отчеты экспедиции?

Выражение лица Михеалидеса изменилось. Никакой радости и благожелательности я не заметила.

— С какой целью, кадет?

— Чтобы понять, есть ли шанс спасти этот проект.

Дерзкое заявление Приама заставило наставника замолчать надолго. Наконец он сказал:

— И вы полагаете, что, не обладая никаким практическим опытом и ни разу не ступив на планету, сможете сделать открытие, которое не удалось совершить опытным ученым за четверть с лишним века?

Наш марсианин ответил улыбкой, и я лишь молча понадеялась, что Михеалидесу она покажется не столь оскорбительной, как мне.

— А почему нет? Возможно, я умнее всех, с кем вы сталкивались до сих пор.

Еще одна пауза, но на сей раз наставник пришел в себя намного быстрее.

— Возможно, вы нахальней всех, с кем я сталкивался до сих пор, но я выполню вашу просьбу. С одним условием. Если после изучения рапортов вы не сможете предложить ничего нового и полезного, я сочту, что ваша тройка провалила задание. Вам все равно придется выполнить всю работу, но после возвращения на Землю вас ждет увольнение из ЭР.

Прежде чем я успела возразить и прежде чем до Мики хотя бы начало доходить, что происходит, этот высокомерный выскочка уже заявил:

— Согласен.

Это было так несправедливо, что у меня глаза чуть не выскочили из орбит. Я была на волосок от того, чтобы высказать миру все претензии и наплевать на последствия, но тут мне вспомнился один фокус — результат горького опыта. В критических ситуациях надо проговорить все то, что я хочу высказать, в голове и послушать, как это звучит, прежде чем открывать рот.

Так что выместить злобу мне так и не удалось, к глубокому моему разочарованию (и облегчению). Вместо этого я только сказала:

— Сэр, я прошу, чтобы доступ к материалам дали и мне, и кадету Коэну, если э-э это не будет означать, что от нас потребуют больше полезных открытий.

Наставник оглядел меня, чуть склонив голову к плечу, словно сомневался в моей вменяемости.

— Вы тоже намного умней всех тех несчастных олухов, что попадались мне на жизненном пути?

— Не думаю, сэр.

— Тогда я удовлетворю вашу просьбу.

Я не заметила, чтобы он подал какой-то знак, но из коридора появились два рослых военных и присоединились к нам.

— Сержанты Гопал и Линкольн, — сказал Михеалидес, не глядя на них, — сопроводят вас к вашим каютам. Никаких разговоров по дороге.

Он развернулся и зашаркал прочь, не сказав ни словечка на прощанье и даже не уронив непрошеную слезу. Сержант Гопал — насколько я могла судить по его дравидским чертам — внезапно ухмыльнулся и сделал широкий жест рукой, мол, после вас. Сержант Линкольн, физиономия которого выдавала афроамериканское происхождение, но кожа была на два тона светлее моей, повел себя куда менее приветливо. Он положил руки на спины Приама и Мики и толкнул их вперед. Точнее, попробовал толкнуть. Приаму хватило секундного промедления, чтобы «уйти в завязку», а Мику легким толчком с места не сдвинешь. Оба моих товарища тронулись с места и зашагали вперед по доброй воле как раз в тот момент, когда Линкольн решил поднажать. В результате он чуть не пропахал носом палубу — и по восторженному выражению его лица я поняла, что новым другом мы вряд ли обзаведемся.

Время от времени в экипажах попадаются венерианцы, так что не все каюты в звездолетах тесные. Но — о счастье! — моя как раз была такой. Надеюсь, Мике повезло больше, а Приама запихнули в кладовку.

Датагон вместе с обедом, не уступавшим по аппетитности больничному, мне доставил ухмыляющийся, но неразговорчивый сержант Гопал. Вдобавок он отбыл слишком поспешно, а я надеялась вытянуть из него хоть немного дополнительных сведений. Я вытащила датагон из чехла и была приятно удивлена тем, что кружок батареи показывал полный заряд. Включив машину, я запихнула в рот нечто отдаленно похожее на буррито. Запашок у этой штуки был такой, что я порадовалась почти полному отсутствию вкуса. Вот вам прелести вторичной переработки.

Включился экран, голоскрин армейской модели. Расставив иконки поудобней и порывшись в директории, я открыла самый ранний отчет о проекте, настроила видео и звук и откинулась на спинку кресла — увы, без ведерка попкорна в руках.

Во время второго года обучения в Академии я проходила тренировки на Марсе и на Венере. Пусть в другой звездной системе мне до сих пор побывать не довелось, разница между межпланетными и межзвездными полетами в основном количественная, а не качественная. И в том и в другом случае используется векторная тяга, где инерция сфокусирована в определенных направлениях, а внутри корабля поддерживается что-то вроде нейтрального пузыря. И там, и там также применяют гравитационное «лобовое стекло», чтобы избавиться от космической пыли, облаков газа и астероидов. Однако на межзвездном корабле этот г-щит представляет собой нечто вроде кошмарной воронки — червоточины, поглощающей пространство впереди себя. Она поглотила бы и сам корабль, если бы воронка и судно не поддерживали постоянно одинаковую скорость. Никто не знает, куда исчезает поглощенная материя, а на надсветовых скоростях воронка жрет немало. Может, невообразимые твари из невообразимого измерения явятся к нам одним прекрасным утром с невообразимыми штрафами за незаконный сброс отходов.