«Если», 2012 № 11 (237) - [2]

Выглядели они, скорее, как ожившие пильные козлы. У них были шарнирные суставчатые ноги, поэтому в режиме ожидания машины напоминали припавшую к земле саранчу[1], а в движении походили на скачущих во весь опор хакне-пони. Широкий шаг позволял кобылкам преодолевать каменистый и болотистый грунт, песок и снег, неся на себе значительный груз. К тому же эти безответные трудяги сохраняли устойчивое равновесие при движении практически в любых условиях.

Выходя из кабинета врача, Тиффани кипела от одной только мысли о том, что теперь ей придется предоставлять в регистратуру список текущих дел, который будут конвертировать в соответствующую программу и в таком виде «скармливать» кобылке.

— Уолтер преследует меня даже из могилы, — сетовала она на телеконференции членов книжного клуба. — Он работал над военной программой добрый десяток лет, а теперь она станет изводить меня по предписанию врача.

После завтрака ей полагалась розеточка из гофрированной бумаги со специальными комплексными витаминами для страдающих болезнью Альцгеймера. «Похоже, принять эти лекарства будет меньшим злом, чем забыть, для чего они», — думала Тиффани, глотая лежавшую на розетке красную капсулку. Ей нравилось, что она еще способна решать: принимать или не принимать лекарства. Пожалуй, надо будет поговорить с доктором, чтобы он позволил и дальше принимать таблетки отдельно от пищи. В этом случае она сумеет сохранить хотя бы видимость свободы и самостоятельности.

Когда Тиффани закончила завтракать, у нее осталось совсем мало времени, чтобы дойти до столярной мастерской, где она регулярно работала. Учебные мастерские с роботизированными станками находились в ближайшей к пансионату средней школе.

Она уже направилась к выходу, когда ее окликнула дежурная регистраторша. В следующее мгновение к Тиффани рысцой подбежала кобылка, до этого терпеливо стоявшая у стойки регистратуры, как какой-нибудь уродливый садовый стул. Прикинув про себя, что совсем избавиться от этой железяки вряд ли удастся, Тиффани молча вышла на улицу. Кобылка припустила следом.

Спустившись с холма, на котором стоял пансионат, Тиффани свернула направо, собираясь переходить улицу.

— Миссис Стотт, это не самый безопасный маршрут к месту назначения. Проследуйте дальше на запад и через двести метров сверните на пешеходный переход, — объявила кобылка.

Тиффани в нерешительности замерла перед перекрестком, через который пролегал кратчайший путь к средней школе. «Заткнись, Уолтер!» — подумала она, потому что эта штуковина выражалась точь-в-точь как ее покойный муж.

— А я перейду здесь, черт возьми! — сказала Тиффани вслух.

Кобылка никак не отреагировала, и Тиффани шагнула на край тротуара. В тот же момент кобылка легким танцующим шагом двинулась вперед и перегородила выход на проезжую часть. Тиффани шагнула влево. То же самое сделала кобылка.

— Миссис Стотт, это не самый безопасный маршрут к месту назначения. Проследуйте дальше на запад и через двести метров сверните на пешеходный переход, — повторила кобылка.

— Заткнись, — сказала Тиффани. Она понимала, что кобылка не станет рассчитывать новый маршрут и не даст ей перейти улицу в неположенном месте. Она позволит Тиффани лишь слегка отклониться от курса, но не допустит ничего, что посчитает представляющим опасность.

— Черт бы тебя драл, железяка… — проворчала Тиффани, отступая от края тротуара. — И вместе с ней Уолтера!

— На десять минут опоздала, — проворчала она, входя в мастерскую. — Сегодня я возьму манипулятор, вытащу со склада мебельные щиты и сделаю шкаф с закругленными дверцами.

И Тиффани энергично взялась за работу, не обремененная ничьими советами и указаниями.

Эта неделя с красной капсулой на бумажной розетке и кобылкой-провожатой показалась ей бесконечной, но у нее было намного меньше провалов в памяти.

— Я думаю, Тифф, мы накрыли противника с первого выстрела, — сиял геронтолог. — Я бы и дальше применял лекарство, но это слишком дорогой бренд. Зато есть непатентованные средства, которые тоже превосходно работают. Давайте немного изменим схему… Если все пойдет хорошо, мы просто начнем добавлять их вам в пищу.

— Это было бы замечательно, доктор, — ответила Тиффани. — «Ни черта хорошего», — добавила она мысленно. Ей до смерти надоела бумажная розетка: у нее были дела поважнее, чем каждый день доказывать, что она в своем уме и еще способна принимать лекарства самостоятельно. — Доктор, а нельзя ли мне отказаться от этой «пони»?

Она хотела сказать: «Могу я, наконец, закинуть эту нудную очеловеченную магазинную тележку в самый дальний угол гаража, где она будет ржаветь, пока не станет неотличима от секции заграждения? Мне уже осточертело слышать за спиной противное цоканье ее ходуль!»

— Давайте оставим все как есть еще недельки на две после того, как перейдем на лекарства общего типа. Моя страховка на случай врачебной небрежности не покроет утрату вами интеллекта в результате ошибочно назначенного лечения, поэтому я должен действовать с осторожностью, — напыщенно сказал терапевт.

Услышав эти слова, Тиффани намеренно подняла себе давление — просто так, чтобы только досадить врачу, хотя и понимала, что не сможет победить в этой стычке. Лихо повернувшись, как когда-то в сальсе, она вышла из кабинета. Еще две недели Уолтера, а потом она поменяет геронтолога, если он не уберет от нее этот болтливый ходячий шлагбаум.