«Если», 2011 № 12 (226) - [43]

От боли и бессилия хотелось выть.

И Сергей завыл — по-настоящему, в голос.

За дверями операционной испуганно переглядывался столпившийся персонал.

Гордин уже не выл, а кричал, срывая голосовые связки. Имплантат под кожей, казалось, раскалился, его свечение стало таким ярким, что пробивало рукав. Ткани вокруг него горели, рвались, выворачивались наизнанку.

Сергей не слышал и не чувствовал ничего, кроме холода и боли, сжигающей его со всех сторон. Он не видел, что кожа вокруг имплантата почернела и обуглилась…

Внезапно Оксана сильно вздрогнула и открыла глаза. В груди что-то забулькало, потом раздались кашель и хрип.

— Мама… — выдавила Оксана. — Мама… мамочка…

Гордин обессиленный упал на колени. Он не слышал голоса Оксаны, но уже знал, что все получилось. Он просто ощутил, как отступил холод, а стены убийственной пещеры раздались в стороны. Остальное было неважно.

— Кровотечения нет! — изумился хирург.

— Пульс стабильный, сто двадцать, — сообщила ассистентка.

— Спирт на руки! Готовимся зашивать!

— А что делать с парнем? На него смотреть страшно.

— Пусть везут в интенсивную терапию!

Гордин этого не слышал и не видел. Привычный мир шаг за шагом отступал от него, погружаясь в зыбкий, стремительно темнеющий туман. Еще несколько шагов — и не осталось ничего, кроме этого тумана.

* * *

Туман был еще долго. Он помешал Сергею многое увидеть.

Он не увидел, как спецназ вылавливал по окрестным лесам и дорогам Чурова с его командой.

Он не знал, что над ним целую неделю трудились московские врачи, борясь с его сильнейшим нервным и физическим истощением.

А из Германии тем временем для него доставили оплаченный Шлыковым груз приборов и медикаментов.

Он не видел, как у дверей его палаты толпились обеспокоенные жители Маклинска, принесшие ему свои яблоки, конфеты, баночки с медом и прочие скромные дары.

И конечно, он не чувствовал, как хирургическая пила отсекала ему руку вместе с пригоревшим к кости имплантатом.

Однажды туман рассеялся. Гордин открыл глаза и сквозь мутное окно палаты вдруг увидел на подоконнике растрепанную галку. Она смотрела на него одним глазом и словно чего-то ждала.

— Брысь! — раздался знакомый голос.

Гордин с трудом повернул голову. Рядом с кроватью сидела Оксана.

— Я тебя вижу, — слабо улыбнулся Сергей.

— Опять пальцами? — Оксана взяла его за руку.

— Скорее, сердцем.

— Поправляйся. Тебя все ждут.

— Скажи, чтоб не ждали. Я больше не волшебник.

— Неважно. Ты человек.

Галка за окном встряхнула крыльями и, сделав пару кругов над двором больницы, скрылась из вида.

Видеодром

Наше кино

Вячеслав Яшин Правосудие небес

Популярность мистических историй велика. Загробный мир — место комедий положений и нравоучительных притч, религиозных постулатов и злой сатиры на грешное бытие. Там тихие молитвы и громкие стенания. Мы верим в жизнь после смерти? И не боимся? Правда?

Да, цифровой век многое изменил, Отношение современного человека к религиозным догмам давно уже не классическое и не ортодоксальное. Вера отцов и дедов — не мерило этических норм.

До «исторического материализма», в годы, когда еще страшились Божьего суда или как бы его там ни называли, отношение к таким произведениям могло бы быть иным. Увы, нравственность, ответственность, заповеди и безгрешие стали темой для иронии, сарказма и цинизма.

И тем интереснее узнать, что же ждет нас Там? За Чертой.

Отечественная лента «Небесный суд» — один из вариантов. Сюжет уж точно не затаскан и не набил оскомину даже любителям мистического и сверхъестественного.

Собственно, это обыкновенная адвокатская драма. Герои — друзья и партнеры в жизни (если можно так сказать) и антагонисты в работе. Они по разные стороны. Один — адвокат по имени Вениамин. Второй — прокурор Андрей. Место их судебных тяжб — Небесный суд. Это им решать, куда отправить душу преставившегося — в Ад или в Рай (простите, они там не используют эту терминологию — в Сектор Раздумий или Сектор Покоя).

Снято это, скорее, в жанре притчи, но не религиозной, а притчи о нравственности и душевности. О том, чего так не хватает и зрителю, и современному российскому кинематографу, все чаще работающему на уровне «массового потребителя», под пивко и попкорн взирающего на очередной блокбастер в 3D или глотающего очередную киножвачку «ни о чем».

Тут все по-иному. Как в советском кино — есть эзопов язык, но нет умопомрачительных декораций, есть тонкая игра актеров. Зритель от этого отвык, и этому снова нужно учиться — смотреть на мимику, пластику, следить за переживаниями.

А в остальном — непринужденный юмор, ироничные диалоги, музыка, выразительные игры с цветом и великолепные актерские работы. Особенно главного дуэта. Он давно уже не питерский, но все так же слаженный и отработанный годами — Хабенский и Пореченков. Давно примелькавшиеся на экранах, снимающиеся во многих как популярных, так и проходных лентах и сериалах. Но не в этот раз.

При всех неоспоримых достоинствах и невероятной харизме Михаила Пореченкова ему не сильно везет с кино и телеролями. В основном, это либо русская копия Шварценеггера во всех его ипостасях, либо ироничный качок с претензией на интеллектуальность. В новой ленте он открылся как замечательный драматический актер, что было заметно в его театральных ролях, но очень редко на киноэкране.