«Если», 2011 № 09 (223) - [95]

— Я умер и, похоже, обязан этим тебе. Здесь написано, — он кивнул в сторону экрана, — что тебя обвинили в неоказании мне помощи. Якобы ты сама призналась, что смотрела, как я истекаю кровью, и ничего не пыталась сделать. Да, именно так, — добавил он, увидев ее лицо, — я просматриваю заметки из прессы о процессе. Я не помню, как я умер, а человеку хотелось бы кое-что об этом знать, правда?

Он вскочил со стула — молниеносно и вместе с тем плавно, без следа неловкости. Это она тоже помнила — спокойствие и потом внезапное, полное грации движение, поворот головы, стук пальцами по столу, еще что-нибудь. Даже его нервное потирание кончика носа или подергивание левым плечом носили в себе частицу необычной, сконцентрированной энергии.

Он подошел к ней, и она увидела его глаза, на дне которых сверкало нечто далекое и очень злое, словно огонь в Бездне.

— Почему ты это сделала, София? Или, вернее, почему ты этого не сделала? Почему меня не спасла?

— Ты должен сам знать, — ответила она, скрестив руки на груди. «Он не может ничем мне навредить», — повторяла она, словно мантру.

Отойдя от нее, он снова сел за компьютер. На этот раз он смотрел не на экран, но на собственную руку, лежавшую возле клавиатуры, сосредоточенно шевеля пальцами.

— Приближается шторм, — сообщил он.

— Имеешь в виду огненный шторм? Это Вергилий тебе сказал?

— Если компьютер и есть Вергилий, то да. Он утверждает, что шторм будет здесь через несколько минут, — он хихикнул и быстрее зашевелил пальцами, затем, словно недовольный произведенным эффектом, стиснул руку в кулак и снова разжал. — Интересная идея — назвать его Вергилием. На одиннадцатом что, Орфей?

— Кажется, да.

— Приятно знать, что любовь к литературе никуда не делась… — пробормотал он.

София проследила за его взглядом и неожиданно отшатнулась, издав приглушенный возглас.

— Ты меня боишься, — удовлетворенно проговорил он. Пальцы его теперь стали невероятно худыми и очень, очень длинными, словно бледные ноги паука. — И все-таки ты меня боишься.

— Ах ты, чокнутый сукин сын…

Его рука приняла обычный вид. Он встал.

— Я успел прочитать несколько ваших заметок и знаю, зачем вы меня вытащили. Но ничего у вас не выйдет. Меня не волнуют больные энкарнитом, и я не собираюсь их спасать. — Он посмотрел на бывшую жену. — Давай, София, попробуй меня убедить, если хочешь, чтобы я вам помог.

Она снова скрестила руки на груди — жест этот помогал ей и успокаивал, — думая о том, каким чудом глаза Хасинто одновременно горели и оставались холодными.

— А твоя слава? Ты никогда не работал ради людей, только ради славы. Если бы тебе удалось найти способ перенести меридион через Врата, твое имя было бы у всех на устах. Ты стал бы знаменитее, чем Христос…

— Христос, да? Ловко, очень ловко. А ты хорошо помнишь мои чувствительные места. Но это уже в прошлом, София — что мне слава, если я останусь здесь навечно?

— Твое тело тоже состоит из меридиона, — тихо напомнила она. — Ты мог бы пройти через Врата и снова жить.

Он удивленно уставился на нее, а она на мгновение увидела прежнего Хасинто, которому, несмотря на его двуличную и садистскую натуру, порой не были чужды человеческие, чувства.

— Возможно, — он прикрыл глаза, — мне нравится моя новая жизнь.

Снаружи поднимался шторм; на экране Вергилия мигала зеленая надпись: АКТИВИРУЮ ТЕРМИЧЕСКИЕ ЩИТЫ. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ ВРЕМЯ ДО НАЧАЛА ОСАДКОВ: 75 СЕКУНД.

Хасинто потянулся к ремню брюк и расстегнул его, затем снял рубашку и пошевелил лопатками. На его лице появилось сосредоточенное выражение. Он снял брюки и, увидев лицо Софии, рассмеялся.

— О, моя голубка, моя жена, муза и ламия, за пятнадцать лет нашей не слишком счастливой супружеской жизни я ни разу не пытался тебя изнасиловать и не собираюсь этого делать сейчас. Особенно когда ты столь малоаппетитно выглядишь.

— Что же ты хочешь сделать?

— Уйти отсюда, естественно. Попробуй меня остановить. Можешь разбудить и позвать на помощь своих друзей.

Она покачала головой, зная, что он именно этого и добивается. Его позабавило бы, если бы он смог доказать им всем, что у них нет над ним никакой власти. Ибо, конечно, ее и не было. Если бы они захотели его заставить или хотя бы упросить, Хасинто Вильчес отказал бы им в помощи просто из духа противоречия. Единственным шансом было позволить ему уйти, а потом рассчитывать, что он вернется по собственной воле.

Он направился к входу.

— Выпусти меня.

Вильчес не знал кода активации. Она открыла люк.

Горячая волна ударила ей в лицо, почти лишив дыхания. Небо пылало глубоким рубиновым сиянием, кое-где переходившим в желтое и оранжевое. Хасинто стоял посреди кровавого блеска, трансформируя себе крылья ценой остального тела, которое внезапно похудело, ноги напоминали сухие палки, живот и грудная клетка ввалились, руки вообще исчезли. А лицо…

— Закрой дверь, — приказал совершенно чужой, страшный человек. — Пока еще есть время.

Он распростер крылья и взмыл в пылающее небо, с которого начали падать первые огненные шары.

Естественно, утром разразился скандал. Моана вопила во все горло, Терри впал в истерику, рыдая, что напрасно отдал Лалиту, а капитан Пенья холодно заявил, что ничего другого от Софии не ожидал. Даже Йенг не выступил в ее защиту.