«Если», 2011 № 09 (223) - [7]

Позаниматься с утра бумагами не удалось. В Службе царила беготня, дежурная группа получила тревожный сигнал и собиралась на выезд. И Михальчук, поспешно нацепив серебряную кольчугу, отправился вместе со всеми. Мало ли что не его дежурство, ведь волколака в пригородном лесопарке загоняют не каждый день.

Чем вервольф отличается от волколака? Вроде бы ничем. Одно и то же понятие, но первое слово пришло из соседнего языка. Однако просто так слова в языке не удваиваются, и раз явление названо, значит, тому была причина. Оборотень, человек-волк… а попробуйте сказать: волк-человек — язык не повернется. А между тем есть и такие. Вервольф родился в человеческой семье, а потом начал перекидываться волком и жрать людей, что дали ему жизнь. Волколак родился в волчьем логове, а потом стал оборачиваться человеком. И людей он грызет постольку-поскольку на зуб попадают, предпочитая убивать своих.

Прежде волколаки встречались куда чаще. Были они ловкими конокрадами, воровали и овец, и коров. А потом скрывались волчьими тропами, унося добычу. Промышляли разбоем, а когда удавалось разбогатеть, жили краше панов, предаваясь охоте главным образом на волков. Иной раз мужики знали, чем занимается ночами ясновельможный пан, но роптать не смели. Хотя если попадал пан под заговоренную пулю, то стрелку такое за грех человекоубийства не засчитывали. Волка убил, не человека.

В наше время жизнь в человечьей стае усложнилась. Звериных инстинктов стало не хватать для социальной мимикрии, и волколаки перевелись. А ученым очень, хотелось бы знать, насколько волколак способен к общению, откуда он берет свою первую одежку, куда и как прячет ее, возвращаясь в истинный вид. Опять же интересно: насколько разумен волколак? Вервольф разумом обладает, хотя и извращенным. Он сродни маньяку, серийному убийце. Волколак — совсем иное дело. Он изначально являлся животным, обладающим речью. Но насколько осмысленна эта речь?

Короче, выявленного и обложенного волколака нужно взять живьем, что не так-то просто сделать в городе, пусть даже и на самой окраине.

Пригородный лесопарк — по сути тот же лес, но затоптанный и загаженный до крайности. Иногда здесь появляются защитники природы, торжественно собирают и вывозят самосвал мусора, но отдыхающие восполняют этот недостаток, набрасывая новые залежи пластиковых бутылок, пивных пробок и пакетиков из-под мелкой полусъедобной снеди, без которых современные граждане разучились отдыхать. Единственными серьезными уборщиками в этих местах были старушки, ежедневно обходившие свои охотничьи угодья в поисках стеклотары и пивных банок. А негноимый пластик, которым все пренебрегали, неуклонно накапливался, создавая особый, антикультурный слой.

Аналитический отдел Службы уже предсказывал появление пластомонстров, порожденных изобилием в природе небывалых в прежние времена материалов. У них и лозунг на стене висел: «Новые времена — новые монстры». Над высоколобыми посмеивались, но приходилось признать, что нечисть мутирует быстрее биологических объектов, и гремлины, прежде ломавшие моторы, теперь прекрасно чувствуют себя в информационных сетях, действуя аналогично компьютерным вирусам.

Но покуда пластомонстров в пригородном лесопарке не водилось, а вот волколак забежал.

Охотничья бригада и наряд полиции ожидали группу захвата.

— Стреляем только сонными ампулами, — предупредил руководитель группы Масин. Был Масин в звании полковника МВД, и хотя никаких знаков различия на плечах не наблюдалось, это отчего-то знали все, и никто не оспаривал право Масина распоряжаться не только рядовым, но и командным составом. А еще была у Масина способность чувствовать помимо присутствия нежити и настроение окружающих. Вот и сейчас он обвел взглядом присутствующих и не терпящим возражений голосом добавил: — Пистолеты разрядить, ружейные патроны убрать.

— У меня всегда во втором стволе жакан, — упрямо произнес один из охотников.

— Он что, серебряный? — невинно поинтересовался Масин. — На простой жакан волколаку начхать с присвистом. А вот разозлить его — лучше способа нет. Порвет на куски и уйдет.

Охотник с крайне недовольным видом переломил ружье и вытащил запретный патрон.

— Полиция — в оцепление. Ваше дело не оборотень, а чтобы никто из гуляющих туда не попал. Не так страшно, если под выстрел сунется, как если оборотню на зубы попадет. От ампулы — проспится и будет цел, а оборотень цапнет — мало не покажется. Он нас уже почуял и будет драться. Всем все ясно? Тогда — вперед!

Группа захвата шла впереди… у нее свои методы и свое оружие. Затем цепью двигались охотники. Полицаи остались перекрывать дорожки от воскресных спортсменов и упорных старушек, которые, несмотря на все запреты, продолжают собирать в городских лесопарках свинушки. Медики врут, будто свинушки вызывают глухоту. Потому, должно быть, бабушки и не слышат призывов медицинской общественности.

Если спортсмены шустрят по дорожкам, то сборщики канцерогенных грибов шастают по кустам, что особенно неприятно для охотников. Вся надежда на относительно ранний час.

Закончить дело втихую не удалось. Из самой ивовой густотени, куда и грибники нечасто заползают, ударил отчаянный женский крик: