«Если», 2010 № 11 (213) - [105]

А у «них» его уже в 1970-е почитали за живого классика. Баллард удостоился самых высоких комплиментов от таких корифеев мейнстрима, как Джон Пристли и Грэм Грин. Позже за экранизацию его произведений брались Кроненберг и Спилберг. Что до пестрой толпы вождей контркультуры, так для них английский фантаст был и остается своим. Французский философ и культуролог Жан Бодрийяр в своем культовом труде «Симулякры и симуляция» назвал роман Балларда «Автокатастрофа» «первым великим романом о Вселенной симуляций». Иначе говоря, о мире не настоящем, фантомном, мире-симулянте… А совсем недавно, в 2008 году, один из непреложных столпов британского духа — газета «The Times» включила Балларда в список 50 величайших писателей-англичан второй половины XX века. А не менее авторитетный словарь Collins English Dictionary официально прописал в английском языке прилагательное-неологизм «баллардовское» (Ballardian), определяемое как состояние или настроение, «которые представлены или напоминают те, что описаны в романах и рассказах Дж. Г.Балларда». А именно: «антиутопическая современность, унылые и мрачные рукотворные ландшафты, а также психологические эффекты, оказываемые на личность технологическими, социальными или экологическими изменениями»…

* * *

Начало биографии Балларда предполагало какое угодно продолжение — в том числе и стезю писателя-фантаста. Во всяком случае, обыденным и типичным его детство не назовешь.

Начать с того, что родился будущий писатель в 1930 году далеко от исторической родины — в Шанхае, где его отец, дипломированный химик (а вовсе не дипломат, как ошибочно сообщалось во многих источниках), возглавлял местное отделение крупной манчестерской текстильной фирмы. Детство Джима прошло в определенной изоляции от внешнего мира — шанхайский Международный квартал представлял собой своего рода оазис западной («в основном американской», — вспоминал Баллард) жизни на окраине чуждого и непонятного человеческого муравейника. Учился мальчик в религиозной школе — что, как и следовало ожидать, на всю жизнь отбило у него любовь «к какой бы то ни было организованной религии».

Когда началась китайско-японская война, родители перебрались поближе к центру города — там меньше бомбили. А после Перл-Харбора Япония вступила в войну с американцами и их союзниками — англичанами, японские войска, успевшие оккупировать город, вошли и в Международный квартал, интернировав всех лиц англосаксонской национальности. Их направили в место, витиевато названное «Центром сосредоточения гражданского населения Луньхуа». Проще говоря — в лагерь.

Джим Баллард с родителями и младшей сестренкой занимали двухэтажный «Блок G», где в тесноте (но все же не в тюремных камерах!) проживало еще четыре десятка семей. Там, в лагерной школе, где преподавали такие же интернированные, будущий писатель завершил свое формальное среднее образование. Реальное — жизненное — ему преподали оккупанты-японцы, о методах и нравах которых читатель и зритель могут судить по автобиографическому роману-бестселлеру «Империя Солнца» и сильно упрощенному одноименному фильму Спилберга.

Считается, что именно эти травматические образы лагерного детства сформировали художественный мир Балларда-писателя. Хотя сам он в своих оценках был более взвешен: «У меня остались не скажу, что счастливые воспоминания о лагере, но, во всяком случае, и не беспросветно негативные… Я помню множество случаев проявления жестокости, непрерывных побоев, но мы, дети, умудрялись и в этом кошмаре выдумывать сотни игр!». А еще он на всю жизнь запомнил фантастический восход «второго солнца» над футбольным полем в лагере Луньхуа. Было это 9 августа 1945 года, и лишь спустя несколько дней 15-летний подросток узнал, что воочию наблюдал далекий отблеск ядерного гриба над Нагасаки.

Вернувшись в 1946 году вместе с сестрой и матерью на историческую родину (спустя два года обе снова отправились в Китай — к оставшемуся там мужу и отцу, а Джим стал жить в доме деда и бабки), Баллард закончил колледж в прославленном Кембридже. И там же поступил на медицинский факультет, выбрав в качестве будущей профессии психиатрию. Что неудивительно — с такими-то картинами детства, навсегда врезавшимися в память!

Впрочем, будущий психиатр во время учебы больше времени уделял собственной психике, чем лекциям и штудиям солидных научных трудов. Ибо в университете Баллард начал писать — пока еще не фантастику, а авангардистскую прозу, навеянную, по его собственным словам, «психоанализом и картинами художников-сюрреалистов». В мае 1951 года рассказ дебютанта «Яростный полдень» победил на университетском литературном конкурсе и был опубликован в студенческой газете. Воодушевленный первой победой автор решил, что медицинская практика не оставит времени на творчество, и, бросив Кембридж, поступил в Лондонский университет — на филологический. Но и там не задержался — к концу года нерадивого студента отчислили. Затем он недолго проработал в рекламном агентстве, потом книгоношей — разносил тяжеленные тома энциклопедий. И все это время продолжал писать, безуспешно пытаясь опубликоваться.