«Если», 2010 № 04 (206) - [90]
— Я не допущу, чтобы такое сошло им с рук!
Она фыркнула:
— О Брайан. Ну как ты сможешь их остановить?
— Еще не придумал. Но я их раздавлю. Не волнуйся. Я еще заставлю их заткнуться и уйду, когда они будут молить о пощаде. Клянусь!
Несколько секунд Сандра лишь смотрела на него моргая, потом рассмеялась:
— Я тебе едва не поверила.
— А ты поверь. Я говорю серьезно.
Она коснулась его губ:
— Знаю. Но это их мир, их правила, их эстетика. Ты не сможешь писать такую прозу, которая им понравится, и не сможешь заставить их полюбить свою. Ты затеваешь дурацкую игру.
— Значит, я дурак, — опрометчиво признал он. — Но я их одолею. Обязательно.
Она вздохнула, посмотрела на него с той особой чувственностью, которая не хочет пересечь границу жалости, и целомудренно чмокнула его в щеку:
— Если когда-нибудь сможешь сделать то, что сказал, то навечно станешь моим героем.
— Правда? И ты согласишься дать мне второй шанс?
Колеблясь, она все же произнесла:
— Почему бы и нет?
И это, разумеется, стало вызовом, который гетеросексуальный мужчина-писатель не принять не мог.
На следующий день голова у него трещала после бесчисленных стаканов и бокалов, которые ему подсовывали братья-писатели, с нетерпением желая увидеть, как новичок последует их примеру и напьется в стельку. Тем не менее Карлсон вышел из поселка униженных и отыскал дорогу к главной библиотеке университета, где библиотекарь-чи взглянул на него и вопросил, снабдив интонацию должной смесью презрения и снисходительности, не перепутал ли он здания. Разве хранящиеся здесь произведения не отличаются подтекстами и тонкостями, не постижимыми для человеческого существа?
Карлсон лишь улыбнулся и вручил книжному червю список из трех названий, признанных величайшими романами в истории чи. Тот сообщил, что все они имеются в гипертекстовой сети. Карлсон снова улыбнулся и промурлыкал:
— Ах, но какое чувственное удовольствие я испытываю, когда держу книгу и впитываю ее мудрость…
Для решения вопроса потребовалось общение между библиотеками и консультация с директором программы по изучению земной литературы, но уже к концу того же дня чи разрешили напечатать дубликаты всех трех романов в одобренных коммерческих переводах и в формате и переплете, которые Карлсон предпочитал.
Это оказалось ошибкой.
Ни один из романов не был короче трех тысяч страниц.
Скривившись как от веса, так и от мысли о необходимости одолеть эти «кирпичи», но все же радостно предвкушая знакомство с новой прозой, Карлсон приволок книги в свое бунгало и провел вечер за чтением первого и, судя по репутации, самого почитаемого из романов.
После шести страниц он вернулся к началу, не в силах поверить, что сюжет разворачивается именно так, как он только что прочел. Убедившись в этой ужасной истине и испытывая все большее отчаяние к моменту, когда он продрался к сотой странице, Карлсон справился с порывом швырнуть книгу в огонь и заставил себя читать дальше — строчку за строчкой, абзац за абзацем.
Совершив героическое усилие, он в тот вечер добрался до двухсотой страницы и на этом пути едва не вырубался раз десять. Прежде чем рухнуть окончательно, Карлсон пролистал оставшиеся до конца страницы, и ужасная истина подтвердилась.
Утром он постучал в дверь Сандры:
— Не хочешь прогуляться?
Сандра сидела в халатике, непричесанная и пила из чашки что-то горячее.
— Может быть. Еще не передумал устраивать им трепку?
— Нет. Более того — кажется, я придумал, как это сделать.
Они приподняла бровь и смахнула с щеки прядь волос:
— Я поражена. Героическая фэнтези для тебя новый жанр, Брай.
— Нет, я серьезно. Мне лишь надо кое-что уточнить. Пойдем прогуляемся. — И добавил, когда она замерла в нерешительности: — Но если ты предпочитаешь остаться дома и попытаться что-нибудь написать…
Страшная правда о писателях заключается в том, что лишь очень немногие из них, если им предоставить возможность заняться чем-то иным, предпочтут остаться дома и что-либо написать. И Сандра, получив такую возможность, собралась в мгновение ока.
Час спустя парочка уже сидела на берегу того же ручья и в том же месте, где они разговаривали два дня назад. Они трепались о чем угодно, только не о придуманном Карлсоном плане контрнаступления, но когда Сандра сбросила туфельки, чтобы поболтать в воде ногами, Карлсон, и без того напрягавший всю силу воли, чтобы не любоваться переливами солнечных лучей на ее волосах, окончательно понял: надо или переходить к делу, или умереть на месте.
— Я вчера вечером начал читать "Тысячу тщетностей".
Сандра от неожиданности даже закашляла.
— О, Брайан. Мне тебя так жаль. И сколько ты смог прочесть?
— Двести страниц. Остальное пробежал.
— Больше, чем смогла я. Вера, по-моему, одолела пятьдесят. Бедняжка уже никогда не будет прежней…
— У меня есть и два других классических романа чи, — поведал Карлсон, — но я лишь бегло их пролистал и понял: продолжение грозит мне потерей рассудка. Однако все же есть вероятность, что где-то в рамках литературного канона чи может отыскаться местный эквивалент Диккенса, Дюма, Гюго или хотя бы Квантового Облака, поэтому ты можешь спасти человека от тяжких мучений, если окажешь мне услугу и подтвердишь справедливость моих выводов.
