«Если», 2009 № 11 (201) - [38]

Действительно, если бы бдительный Мишаня успел вскочить назад, вагон рванул бы с места и ушел с наименьшими потерями. Но Мишаня не успел. Несколько фигур в косухах из псевдокожи окружили его, и единственное, что он успел сделать, — заслонить лицо рукавом. Заточка вспорола рукав стеганки, вата полезла клочьями, но лицо осталось не задето.

На сей раз открылась и вторая створка двери, передовой отряд работяг высыпался наружу. Все двери открывать ни в коем случае было нельзя. Вооружение и у работяг, и у гопстеров было примерно одинаковое — арматурины, монтировки, разводные ключи, заточки, кастеты. Что не удивительно — происходили они из одной среды, взрастали в одних дворах и зачастую приходились друг другу родственниками, что никак не делало вражду менее ожесточенной. Они и одеваться старались так, чтобы их ни за что не перепутали, хотя это удавалось с трудом. Люди, далекие от подобных материй, не поняли бы, чем отличается парень в вязаной шапке от парня в вязаной кепке. Но путаница была смерти подобна.

Месилово выглядело жестоким, но участвовали в нем отнюдь не все, кто собрался на ночной улице. Сражавшимся надо было беречь силы. Работяги стремились отбросить нападавших и уйти, гопстеры прокладывали дорогу тем, кто должен был ворваться в вагон. Поэтому в вагоне оставалось достаточно народу, способного дать отпор.

Без сомнения, в окрестных домах слышали лязганье металлических прутьев, мат и хеканье, но эта симфония темных улиц была слишком привычна уху среднего горожанина, чтоб привлечь особое внимание. Вот если б выстрелы — другое дело, тут уж стоит опасаться. А так — сами разберутся.

Драка шла с переменным успехом, поначалу казалось, что гопстерам вот-вот удастся разметать работяг. Но тем удалось сомкнуться (Мишаня, у которого за пазухой нашлась заточка не хуже той, какой его задели, тоже влился в ряды) и потеснить врага. Теперь уже гопстерам приходилось защищать свои машины — вошедшие в раж работяги принялись крушить ненавистные тачки. Если стенке бронированного трамвая железным прутом особого вреда не причинишь, то легковушку можно покорежить очень даже сильно. Не говоря уж о том, что шины проткнуть можно за милую душу. А окна там не то что у внедорожников — не побьют, так высадят. Машины гопстеров почти все без исключения были отмечены следами боевых схваток, латаны-перелатаны, во вмятинах и складках, их даже не стремились скрыть, ибо вмятины доказывали, что владелец — не какой-нибудь трусливый цивил. Чем больше их было, тем больше уважали гопстера в среде ему подобных. Но у работяг боевые отметины на тачках вызывали сугубую ярость. Раз тачка побывала в переделках — значит, ее хозяин не раз и не другой нападал на тебя или твоих товарищей.

Мат густел, к прежним звукам прибавились звон стекла и лязг жести, на истоптанном снегу валялись выбитые зубы и темнели пятна крови — пока что в основном из разбитых носов. Но дальше могло быть хуже. Если одни кричали «бей гопоту!», то другие отвечали «дави кепарей!» — и действительно старались осуществить свое намерение. В прямом смысле. А сделать это можно было, лишь вернувшись в машины, и гопстеры, оставив рукопашную, кинулись обратно к машинам, пока их не перевернули. Тут-то бы и отступить работягам ускоренно, прихватив раненых, ибо даже против самых хилых тачек, ежели те на ходу, ничего бы они поделать не могли.

Но выяснилось, что все предшествующее сражение было лишь для отвлечения внимания и настоящие события только грядут.

Водители внедорожников выслали вперед своих шакалов, а сами, держась в тени, куда свет от фонарей не доставал, собрали и установили на путях переносную помповую пушку. Это оружие, как и любое помповое, проходило по разряду «самооборона» и законом не преследовалось. Предполагалось, что его использует охрана укрепленных загородных поселков, отбивая налеты. И по силе разрушения пушка хоть и отставала от гранатомета, но немногим ему уступала.

И залп из нее разнес бы окно водительской кабины, никакая броня бы не помогла. А дальше — пиши пропало.

И все же работяги не первый день и не первую ночь ездили этим маршрутом. Оказалось, что у тех, кто оставался в вагоне, кое-что припасено и на этот случай. Хищно лязгнул один из люков на вершине вагона. Обычно их держали приваренными, чтобы предупредить атаки сверху, но тут рискнули и, как выяснилось, оказались правы.

Представители рабочего класса на дому могут склепать что угодно, хоть тот же гранатомет, да вот беда — он уже за пределы статьи о необходимой самообороне вылезает, а за это сажают. Опять же таскать с собой неудобно, даже в транспорте.

То, что высунулось из люка, к огнестрельному оружию никак не относилось, но имело крайне мало общего с пижонскими арбалетами — из тех, что в ходу у заказных дел мастеров. Это произведение было ближе к тому, что называлось простым русским словом «самострел». Или к еще более древнему, начисто позабытому оружию — копьеметалке. Здесь копье было цельнометаллическое, и конечно, закрепить такое оружие под люком и выстрелить без механических приспособлений было невозможно, ну так в этом трамвае рабочие ездили, и притом не с мыловаренной фабрики.