«Если», 2009 № 11 (201) - [37]

Поэтому те, кто был в трамвае, посовещавшись, решили бабку пустить. Одна из створок в передних дверях приоткрылась.

— Вот спасибо, миленькие, век не забуду… — она засеменила к трамваю, но у самой двери замешкалась.

— Чего копаешься, старая вешалка? — рыкнули изнутри.

— Вы уж простите, родимые… силов-то нету, да и не протиснусь я… дверь распахните, что вам, трудно?

Из трамвая высунулся плотный мужик в стеганке и вязаной кепке. Такие кепи почему-то называли мохеровыми, хотя никто не помнил, что это такое, и они служили отличительной приметой работяг.

— Ничего, втащим… ну-ка, бабка, подь сюды. — Он протянул руку, но едва лишь старуха оказалась в пределах досягаемости, он, вместо того чтоб подхватить ее, резким движением стащил с ее головы платок. С близкого расстояния даже в темноте было видно, что она хоть и весьма не молода, но вовсе не так стара, как тщилась показать. Скорее тетка, чем бабка.

— Атас, парни! — заорал он. — Подсадка!

Мнимая бабка зашипела, зацепила разоблачителя клюкой и рванула на себя. Поскольку он стоял на приступке, то не удержал равновесия и вывалился наружу.

В тот же миг визг огласил окрестности, но визг нечеловеческий. И рев был, и шварканье шипованной резины. Вся та гамма звуков, что слышится, когда автомобилисты вырываются из засады. А здесь все обстояло именно так. Из окрестных переулков они устремились перекрыть пути и взять трамвай в клещи.

Выпавший из трамвая мужик успел вскочить и сцепился с «подсадкой». Так назывались вышедшие в тираж шалавы, в молодости промышлявшие по владельцам машин. Когда они становились негодны к прежнему употреблению, то осваивали новое ремесло. Молодые девки и бабы в одиночку в трамваях не ездили. Опасно оно и вообще ни к чему. И если запросится такая в вагон, ее сразу в чем нехорошем заподозрят. Днем-то еще ладно, а на ночные рейсы лучше не проситься, все равно мимо проедут. А к старушкам простой народ жалостлив, у всех небось мамаши есть, глядишь, ради такой и остановят вагон. Вот автомобилисты и приспособили подруг-ветеранш. На полном ходу трамвай окружить трудно, надо, чтоб его тормознули. Еще лучше, если двери откроют, можно в вагон прорваться. Для того подсадка и нужна. Дело оно, конечно, было опасное, могли избить, а то и забить ненароком насмерть, и если последнее все же случалось редко, то мало кто из подсадок насчитывал зубы в полном комплекте. Руки-ноги у них тоже были ломаные, и палки они зачастую не только для камуфляжа и драк таскали. Но они и без этого битья были жизнью битые, а кушать хочется всегда, на склоне лет даже больше, чем в юности. Так что подсадки как класс не переводились, чем старше они становились, тем больше была им цена, и у каждой уважающей себя группировки машиновладельцев имелась своя подсадка.

Эта группировка, правда, была не из слишком уважаемых. Только три серьезных внедорожника, остальные полдюжины тачек гопстеров — местного гибрида гопников и гангстеров. Как бы они свои ведра с болтами ни укрепляли, ни наращивали арматурой и щитами, что бы ни малевали по бортам — все равно опытные люди понимали: все это мелкая шушера, которая вьется вокруг хищников покрупнее. Однако любая группировка находилась в состоянии вражды, временами переходящей в войну, с трамвайными работягами. Крупные группировки шли прямо в атаку на вагоны, прочие предпочитали сидеть в засадах, высылая вперед подсадок. Так было и сейчас.

Но и работяги не вчера на свет родились. Жалостливые они жалостливые, а если не проверить бабку, какую бы душераздирающую историю она ни наплела, какой бы дряхлой развалиной ни выглядела, могло быть худо. Хотя и с проверкой обернулось не слава богу.

Гопстеры заняли позиции на путях. Тут приходилось брать количеством. Правда, если бы трамвай пошел на таран, это количество его бы не удержало. Но тут гопстерам свезло. Подсадке удалось выдернуть своего противника наружу, а бросать своего у работяг не полагалось. Ну, разве что уж совсем безнадега, а тут до такого еще не дошло.

Безнадега — это когда сразу стрелять начинают. Мало у кого у из работяг имелось огнестрельное оружие, а у гопстеров — через одного, если не чаще. Но пускать его в ход без серьезного прикрытия они опасались. Любой, кому приходилось ездить вечерними рейсами, знал: если сразу начали палить — значит, шибко деловые или с почтами в смычке, одна надежда на таран, прорываться и уходить. А если дело идет к рукопашной, а стрелять не начали, тут еще неизвестно, чья возьмет.

Похоже, без рукопашной не обойдется — это смекнули с обеих сторон. Хлопнуло несколько дверей в «ведрах с болтами» — гопстеры готовились прорываться внутрь. Добычи бы они в трамвае не взяли. Случаются нападения с целью ограбления, в те дни, когда на заводах получка, но сейчас это был акт чистой застарелой вражды.

Подсадка, предвидя, что сейчас кто-то выскочит из трамвая, вырвалась от своего противника и на четвереньках перебежками прорысила во тьму.

— Сука! — вскричал оскорбленный в лучших чувствах работяга. — Погоди, мы тебе такой трамвай устроим — мало не покажется!

— Мишаня, ты чего телишься! — крикнули из вагона. — Давай назад, пока эта шобла не подвалила!