«Если», 2009 № 06 (196) - [36]

Оно оказалось неожиданно чувственным. Мне захотелось ощутить это вещество на себе, на своем теле. Желание это было непонятным, но я не хотел его анализировать. Я начал снимать лабораторный халат и рубашку, что было непросто, поскольку я держал в руке комок желе. Я мог бы снять рубашку быстрее, если бы положил куда-нибудь наножелатин, но я не хотел выпускать его из рук ни на секунду. Мне все же удалось избавиться от халата, рубашки, майки и наручных часов. Раздевшись до пояса, я подошел к баку и зачерпнул еще горсть серой массы.

Я нанес ее на обнаженную грудь, наблюдая за тем, как волоски преодолевают поверхностное натяжение расползающегося желе. Ощущение у меня было… да, вот правильное слово… близкое к оргазму. Мои плоские маленькие соски пробудились и напряглись. Прикосновение жидкости к обнаженной коже будоражило меня, не в сексуальном смысле, а пробуждая все мыслимые чувства… и несколько других, о которых я и не подозревал. Я был возбужден интеллектуально, возбужден духовно.

Я ощущал себя святым, вдохновленным, чувственным.

Вещество потекло вниз, добралось до пояса брюк. Затем в буквальном смысле забралось мне в брюки. Сейчас мои руки были пусты и покрыты лишь пленочкой нуклеотидов. Решившись, я снял туфли, носки, брюки и белье. Обнаженный, я ощущал, как тепло исследует всю поверхность моего тела. Я понял, что живой желатин изучает меня, в то время как я изучаю его. Но в моем теле столько плоскостей и выступов, столько участков кожи с разной текстурой, что желатину надо пройтись по всей его поверхности, чтобы узнать меня должным образом. Пульсируя и сокращаясь, он скользнул между бедрами, обволок гениталии, согревая их, и это было особенно приятно. Потом он двинулся дальше, оставив на гениталиях тонкую пленочку, охватывая бедра и растекаясь по другим частям тела — и везде, где он касался, мне становилось тепло, приятно и комфортно.

Мне захотелось большего. Я внезапно пожалел о том, что бак с культурой ДНК слишком мал и я не могу нырнуть в него, как в бассейн. Но если я не могу попасть в бак с этим чудесным веществом, то пусть оно будет снаружи, со мной. И я стал черпать его горсть за горстью, вываливая на кафельный пол. Сперва оно растеклось лужей, но потом собралось в подрагивающую полусферу метрового диаметра… приглашая меня. Смеясь и задыхаясь от восторга, я нырнул в нее, даже не думая о такой мелочи, как необходимость дышать, и погрузился в ждущую меня теплую массу.

Что-то изменилось. Внезапно и быстро полимеры, нуклеотиды, лигазы и пирофосфаты в веществе организовались, обретя разные свойства в различных участках геля. Они стали гибкими здесь, жесткими там, изменив молекулярную структуру десятком различных способов. Произошло это настолько быстро, что я не успел почувствовать паники или любой другой эмоции… лишь удивление и любопытство.

Широкая полоса геля охватила меня в талии, твердея и сжимаясь до такой степени, что вскоре я едва мог дышать. Две колонии протоплазмы оторвались от основной массы и чем-то занялись у меня на груди. Несколько литров вещества стали жидкими, растеклись по рукам и ногам и быстро уплотнились. Я пытался встать, и мне удалось подняться по колено в густой массе, но наножелатин стиснул нижнюю часть ног не хуже твердеющего цемента, причиняя сильную боль. Большой комок забрался мне на макушку, потом выпустил струйки на лицо. Ощущение было такое, словно из него вылезают щупальца, окружающие голову…

На полу, между моих ног, возник еще один толстый комок геля. Внезапно он метнулся вверх, ухватив меня за гениталии. Я ощутил, как он расползается по промежности и внутренней стороне бедер, прижимаясь к интимным частям моего тела. В поднимающих яички мышцах сработал защитный рефлекс, и яички втянулись, пытаясь избежать контакта с растекающейся массой…

Неожиданно — на всех частях моего тела, кроме лица и нескольких участков на плечах, бедрах и верхней части груди, — наножелатин изменился. Он стал менять в разных местах гибкость и жесткость, текстуру и цвет, имитируя несколько разных материалов на различных частях моего тела. Живот болезненно стиснуло, мне стало трудно дышать. Я попытался сделать несколько шагов к двери, ковыляя на скрюченных ногах.

Тонкие щупальца, болтающиеся перед глазами, тоже изменились, став длинными золотисто-каштановыми полимерными волокнами, которые на расстоянии могли бы сойти за рыжие женские волосы до плеч. Или за пряди искусственных волос в парике.

Я взглянул вниз, на себя. И там, где был я, теперь была она.

Таша.

Госпожа Таша. Бывшая Наташа, сестра-близнец Ната — так я назвал ее много лет назад, когда был мальчиком и родители застукали меня примеряющим наряды моей кузины. Мать часто говорила о желании иметь дочку, но отец точно не хотел сына, разгуливающего в девчоночьей одежде. Я научился отвергать того мальчика, мое прежнее «я». Мальчик из моего детства был кем-то другим, не мной: каждый раз, когда его били и стыдили, всякий раз, когда он рыдал, — и чем больше мальчик по имени Нат проявлял свою слабость, тем более гневно девочка в его сознании заявляла, что она сильнее его, отделялась от него, изменяя их общую душу, пока не перестала быть его сестрой-близнецом Наташей. Она стала моей кузиной Ташей. Затем моей повелительницей, госпожой Ташей. Я мог жить днями, неделями, а иногда и месяцами, не слыша ее голоса в своей душе. Но когда она пробуждалась и командовала мной, мое тело склонялось перед ее волей… чтобы стать ее телом, чтобы выпустить на свободу ее. Меня.