«Если», 2008 № 12 (190) - [99]

Выздоровление Флойда оказалось задачкой потруднее. Сращивание костей с помощью стволовых клеток — несложная процедура, но длится несколько недель. И на все это время мы застряли в гостевом хабитате. От миллионов Рудольфа оказалась хоть какая-то польза — я могла не думать о плате за пользование библиотекой.

Регенерация мозга тянется еще медленнее, чем регенерация костей. И сложностей здесь намного больше. Флойд в основном утратил двигательные способности, и когда выяснилось, что стволовые клетки медленно компенсируют утраченные ткани мозга, медики вживили ему чип с пространственной нейронной сеткой, чтобы помочь мозгу заполнить просветы. К сожалению, это была область, где местная медицина действительно отставала от земной, а процессор у чипа оказался очень медленный — лучше, чем ничего, но ненамного. Врач сказала, что пока сетка как следует не обрастет новыми нейронами, Флойд не сможет ходить. Позднее она сообщила, что Флойд не сможет ходить без хромоты. Потом и вовсе перестала делать предположения.

А я не видела никаких причин сообщать ей (или Флойду), что до тех пор, пока она оставляет телеметрию чипа включенной, я могу ему помогать.

Мне всегда хотелось узнать, каково это — иметь ноги. Полагаю, для этого надо с ними родиться. Мускулы — не сервомоторы. Прикажи мускулу согнуть руку на х градусов, и он, может быть, выполнит команду. Или согнет ее на х минус один градус, или на х плюс три. Если это как раз то, что называется «умение» или «мастерство», то Флойд сумеет этим овладеть.

* * *

У Флойда имелось иное, чем у меня, мнение насчет уровня медицины на базе Япет.

— Чушь, — заявил он, когда поправился настолько, что обрел свою привычную ворчливость. — Это место становится таким же цивилизованным, как Юпитер. Когда я сюда попал в прошлый раз, меня лишь кое-как залатали, засунули обратно в корабль и велели поправляться самостоятельно.

— Но ты мог умереть.

— Мог. Пойми меня правильно. Я им благодарен. Просто Япет все больше становится похож на внутреннюю систему. Дай ему еще несколько лет, и тут будет навалом… ну… универмагов и баров. И отелей с обслуживанием в номерах.

— Ну и что? — спросила-таки я, хотя и знала ответ.

— А то, что меня от всего этого корежит. Словно я все еще в той пещере, под скалами и льдом.

Это было единственное, что он сказал о пещере с момента нашего возвращения. Отчасти из-за того, что у него не осталось воспоминаний о том, как на него напал Рудольф. И о большом алмазе тоже. Последнее, что он мог вспомнить, это как он смеялся, когда застрял в тесном проходе. Пожалуй, неплохой момент для удачной концовки, но он до сих пор и об этом не желал говорить.

Я и сейчас не могу сказать, что мною двигало — злость или любопытство, и кем я для него была — советником или партнером. Или просто его «проклятым импом». Но я хотела понять, что тянуло его в те пещеры. Ведь из-за этого мы едва не погибли.

— Отвези меня на гору Зебра, — попросила я.

* * *

Даже с моей помощью Флойд все еще не был готов к пешим прогулкам, хотя самостоятельная ходьба удавалось ему все лучше, а моя опека требовалась все меньше. Недели через две он уже сможет обходиться без меня. Если он вообще когда-нибудь действительно во мне нуждался.

Я поняла, почему захотела вернуться, лишь когда мы вышли из челнока.

Мы посадили его на горе Рудольфа, а не на горе Зебра, потому что на ней имелась всего лишь одна удобная ровная площадка размером с челнок. Я не возражала — плохим воспоминанием был Рудольф, а не его гора. У ее подножия я почувствовала то сильное желание, а здесь, на вершине, я ощутила масштаб того, куда желание хочет меня увести. Подъем на вершину был совершенно бессмысленным в любой великой схеме вещей — и наполненным смыслом на моей шкале мира.

А потом, в пещере, я все это утратила.

Это чувство было чистым. Оно было хорошим. А пещера была чем-то другим.

— Почему? — спросила я.

Если бы Флойд решил прикинуться дурачком, думаю, я приняла бы решение прямо тогда. Но он не стал этого делать, во всяком случае, не больше, чем того требовала неопределенность моего вопроса.

— Что — почему?

— Начни с пещеры.

Мы смотрели на лик Сатурна, висящий над Впадиной. На несколько секунд Флойд погрузился в раздумья, но я уже достаточно повзрослела и знала, что ему нужно время. Как, собственно, и мне. Время — это мысль, но иногда это еще и информация. Это я узнала от Флойда. В таком месте, как это, информация — вид с вершины, которым наслаждаешься, чтобы мысль наполнилась смыслом.

— Отчасти потому, что мне всегда хотелось знать, каково это, — сказал он. — В смысле, какими были их последние секунды.

«Их» могло означать только одно. Флойд никогда не упоминал своих родителей прямо — он вообще редко говорил о них.

— Но?

— А в основном… мне хотелось узнать, смогу ли я с этим справиться. — Он помолчал, глядя вдаль. — Если чего-то боишься, то рано или поздно с этим необходимо встретиться лицом к лицу. Иначе страх становится навязчивой идеей. — Он усмехнулся. — Вроде как у тебя насчет Рудольфа.

— Верно, но только я оказалась права.

На этот раз он не засмеялся.

— Да, тут я должен признать твою правоту. — Он смотрел на кольца Сатурна. — Но я тоже был прав. Я не о Рудольфе, нет… А о том, чтобы бросить вызов пещере. Может быть, когда-нибудь я вспомню все, но я и так помню достаточно. Я полез в тот туннель. Очевидно, я пролез его насквозь и выбрался на другом конце, иначе не стоял бы здесь. Именно это мне и требовалось — отыскать другую сторону.