«Если», 2007 № 10 (176) - [54]

— У них нет бомб, — сильный, раскатистый голос грянул вдруг на всю пещеру, заглушив последние слова комбрига.

— Это еще что? — удивился Кирпотин.

— Ты дывысь! Заговорил! — Тищенко радостно замахал руками. — А ну, ведить его до нас, хлопцы!

И, повернувшись к комбригу, пояснил:

— Це ж вин и е! Машинист!

— Хм… машинист… — Степан Анисимович скептически прищурился на седую гриву и буйно всклокоченную бороду доктора Горошина. — Да это поп какой-то, а не машинист… Кто таков?

Голос комбрига был суров, но сам он несколько отодвинулся при приближении доктора, хотя руки того были связаны за спиной.

— У них нет бомб, — повторил Горошин, пропустив мимо ушей вопрос комбрига. — И они не вернутся. Их ждут вечные скитания среди звезд.

— Поп и есть! — рассердился комбриг. — Ты кого мне привел, сволочь?!

Он сгреб Тищенко за грудки и как следует встряхнул.

— Та шо вы, Степан Анисимович! — хрипел придушенный комэск. — Я ж сам бачив, як вин офицеров у ту бочку сажав! Та ще и наказував, як пары разводить! От лопни мои глаза!

Кирпотин повернулся к пленному.

— Можешь управлять?

Горошин молчал. Неверный зеленоватый свет вычертил в пещерных сумерках надменный профиль в косматом облаке волос.

— Ты не отворачивайся, отец, — кротко посоветовал комбриг. — У меня контрразведки нет, но аллилую петь я и не таких святителей заставлял. Говори добром, можешь машиной управлять?

Горошин молчал.

— Так, — кивнул Кирпотин. — Вражина, во всей своей классовой озверелости. А ну, ребята, ставь его к стенке!

Красноармейцы, едва доходившие церковными маковками шлемов рослому доктору до плеча, стали прикладами подталкивать его к вороненому боку ближайшего снаряда.

— К матерой стенке ведите! — прикрикнул Кирпотин. — Попортите мне технику!

— Кончать, что ли? — тихо спросил подскочивший откуда-то Яшка.

— Обожди…

Понятливый Яшка кивнул и снова исчез.

Комбриг подошел к снаряду и коснулся теплой брони. Махина возвышалась над головами, будто четвертная бутыль густого черного крымского вина, стоящая посреди рассыпанного по столу гороха. Одной из горошин, подкатившейся к самой бутыли, был он, комбриг Кирпотин.

— Добротно сделано. Ни шва, ни заклепочки. Где ж тут садиться?

— А на другой стороне дира е! — живо доложил Тищенко.

— Ну, пойдем посмотрим…

Яшка любезно проводил доктора до места, приказал бойцам поставить его у шершавой стены подальше от выхода из пещеры, а самим отойти на положенное расстояние и заряжать. Оставшись с пленным наедине, ординарец сочувственно вздохнул.

— Плохи дела твои, отец. Товарищ Кирпотин шутить не любит. У нас ведь это просто — именем революции, и ты уже стучишься в дверь к господу-богу нашему. Ан бога-то и нет! Это товарищ Плеханов на опыте доказал. Очень даже глупо может получиться… Семья есть?

Горошин свирепо покосился на Яшку, но снова ничего не сказал.

«Ага!» — подумал ординарец.

— Надо, надо говорить, папаша, — Яшка дружески похлопал Горошина по плечу. — Нечего семью сиротинить. Никто тебе за это спасибо не скажет. Врангелю — конец! Новая жизнь наступает, а ты в расход просишься.

Он укоризненно покачал головой, будто поучал неразумное дитя, а не гордого седого великана.

— Вон товарищ Кирпотин идет! Давай, отец, крой, как на исповеди! Но доктор Горошин не собирался разговаривать ни с красным командиром, ни с его ординарцем.

— Ну, гляди, тебе видней… — Яшка сплюнул под ноги и пошел навстречу командиру.

— Как он? — тихо спросил Кирпотин.

— Кобенится, гадюка! Но ничего, у меня заговорит!

— Бил?

— Еще нет. Думаю малость постращать. Есть одна зацепочка… Комбриг дернул усом.

— Быстрее стращай! Времени нет! Уйдут белые — своим ходом пущу на небо, догонять! Ты видал, сколько там ручек-штучек, в той машине? Без спеца нам за сто лет не разобраться! Уж на что я машин всяких повидал — и на Путиловском, и на Пресненских мануфактурах спину гнул, — а все равно ни черта лысого не разобрал. Нужен спец.

— Так это мы щас! — Яшка уверенно сдвинул папаху на затылок, подмигнул красноармейцам так, чтоб не видел пленный, и скомандовал:

— Становись! Цельсь! Именем…

— Стойте! — раздался вдруг в глубине пещеры высокий, отчаянно срывающийся голос.

Из зелени тумана выбежала девушка в распахнутой шубке поверх легкого платья. Длинная коса растрепалась, развязавшаяся лента болталась хвостами, расширенные в испуге глаза заплаканы. Но первое, что поразило всех, от комбрига до красноармейца, был не растрепанный вид девушки, а ее красота.

Из-под покрасневших век сверкали влажной зеленью большие, как два моря, глаза. Волосы цвета спелого поля оттеняли южный загар лица. Губы, не знавшие карминов и помад, горели собственным пламенем.

«Ишь какая! — подумал ординарец и невольно разулыбался. — Вот ведь, кабы не война, так и глазом не глянула бы на меня, этакая-то краля! А теперь — совсем другая история. Может, и наш черед пришел…»

— Папа! — крикнула девушка, ловко проскочив между красноармейцами и бросаясь на шею доктору. — Папа! Что они делают?! Ведь ты же ни в чем не виноват! Это ошибка, правда? Скажи им!

Она заглядывала в глаза отца — те же два моря под седой пеной бровей. Она привыкла читать ответы на все вопросы, ныряя в их глубину. Но сейчас они были темны и бездонны…