«Если», 2005 № 11 (153) - [27]

К ней подкатили одетую куклу, и женщина очень быстро и метко стала ее гримировать. Первый мужчина принес баллон и перепачкал синтетической кровью одежду и руки куклы.

Все это было проделано ловко, деловито, профессионально.

Затем на куклу натянули парик, подвезли ее к люку и отправили в плаванье.

Игорь Николаевич и Никита, прилипшие к стене, проводили ее взглядами.

— Ну ни фига ж себе… — пробормотал Никита.

— Пошли отсюда… — попросил Игорь Николаевич. Больше всего на свете ему сейчас хотелось проснуться.

— Чего пошли, чего пошли?… Я этого так не оставлю! У них же тут целый склад! Раз-раз пальцем — готово, враг! И в речку его! — Никита опомнился наконец, и в нем заклокотало законное возмущение клиента, которому вот-вот подсунут липу.

У Игоря Николаевича было ощущение, будто он угодил в картину Брюллова «Последний день Помпеи». Мир рушился, смятение достигло предельного градуса, но там, на картине, можно было хоть прижаться к кому-то близкому, а тут? К Никите?!

— Ну на кой черт мы сюда приперлись?… — простонал он тихонько.

— А чего? — удивился исполненному тоски голосу Никита.

— Так если поймают, да еще здесь, точно выпрут…

Игорь Николаевич, собственно, хотел сказать что-то другое, только слов не подобрал.

— А не выпрут — ты так и будешь вкалывать в ночную смену парфюмером, а на заработанные часы ждать врага?

Это ожидание, исполненное прекрасного неведения, показалось Игорю Николаевичу утраченным раем.

— Ну, только-только жизнь наладилась… — пробормотал он.

Никита молча пошел вверх по течению ручья. По дороге нагнулся, подобрал камень, удобно ложащийся в ладонь.

— Ты куда? — обреченно спросил Игорь Николаевич.

— На склад.

— Идиот…

— Чего идиот? Он где-то там, зуб даю. Представляешь — полки, полки, а на них враги, враги… Это надо видеть!

Как-то так получилось, что Игорь Николаевич поплелся следом.

Как всегда, когда подступала тошнота, а воспротивиться обстоятельствам было страшно, Игорь Николаевич нырнул в мир мечты. Там жили и ждали его готовые к бою спецназовцы, но он мановением руки отклонил их услуги. Спецназовцы никуда не денутся — а вот прощание с трупом врага, столько дней бывшее реальным, стремительно перетекало в область мечты — и следовало прописать его там поскорее, сделать незримым для посторонних утешением. Наперекор всему, наперекор ночным открытиям! Враг-то все еще был реален.

Игорь Николаевич вызвал в памяти картинку — берег, кресла, бесшумных разносчиков с лотками. Это он умел. Рядом с собой посадил мужчину, с которым успел познакомиться, по фамилии Чердаков. И сразу перешел к делу.

На самом повороте нарисовалось продолговатое черное пятнышко.

— Кажется, ваш, — сказал Чердаков.

— С чего вы взяли? — с фальшивым равнодушием спросил Игорь Николаевич.

— А он, глядите, к нам подгребает. Это не мой, так, наверное…

— Мой… — прошептал Игорь Николаевич. Этот торжествующий шепот еще следовало отрепетировать.

Тут произошло вторжение мокрой и грязной реальности.

Никитина рука, перемазанная в ржавчине, хлопнула по плечу.

— Да проснись ты. Какой-то бункер Гитлера, блин, — прошептал Никита.

Они стояли в коридоре, а коридор находился в подземелье какого-то большого здания. Вдоль стен тянулись грязные трубы, висели счетчики, что ни шаг — то жестяная дверь с засовом, то пустые ржавые стеллажи. В дальнем углу горела дежурная лампочка.

А ведь попали в этот кошмар очень даже просто — дошли до разрушенных теплиц, потом до какой-то сторожки, Никитина неугомонная натура погнала их в сторожку, там обнаружилась лестница… Какого черта спустились по этой лестнице? Какого черта свернули? Как вышло, что захлопнулась железная дверь?

— Туда! — воскликнул Никита и понесся по коридору. Игорь Николаевич в полном ошалении следовал за ним.

Никита хватался за все выступающие детали, дергал их, пытался провернуть, бормоча диковинные матерные конструкции. Наконец встал перед совершенно ровным и плоским участком стены, зашитым в железо, и стал поочередно двигать торчащие из щитка тумблеры. Железный лист поехал в сторону, открылась внутренность лифта. Кнопок у него внутри не было. Никита забрался туда, с немалым трудом зазвал Игоря Николаевича и стал яростно прыгать, сотрясая не только кабинку, но и все окрестности. Железный лист вернулся на место, кабинка потащилась вверх.

Игорь Николаевич жил на два фронта — он присутствовал в дергающейся кабинке и одновременно пытался понять, почему его вернули в разоренную квартиру и когда они с садистом успели так состариться?

Он никогда не считал себя тугодумом — в молодости так очень даже бойко мыслил и считался интеллектуальной душой безалаберной компании. Но на самом деле он и навыки беззаботной болтовни утратил, и скорости отточенной мысли не нажил. Только одно утешение оставалось — уж если он сейчас до чего-то со скрипом и скрежетом додумается, так это будет правда…

Лифт остановился, но ничего не поехало в сторону.

— Блин! — сказал Никита и бухнул кулаком в стенку. Загудело, и загудело нехило.

— Идиот, — в стотысячный раз проворчал Игорь Николаевич. С трудом отвязавшись от образа разоренной квартиры, он начал составлять речь. Если Никита своим буханьем переполошит весь дом и явятся люди их вызволять, нужно будет сказать что-то умное. Гнался за нарушителем правил, да… Свидетели — ребята из мотоциклетного патруля, они вспомнят, как спугнули двух дураков, помчавшихся в воду, и упустили черный лимузин… если захотят вспоминать… Опять же — вой, который поднял потревоженный забор из крупноячеистой сетки! В принципе, весь путь Игоря Николаевича и Никиты отмечен какими-то зацепками, и если у высокого начальства будет охота разбираться — то его можно реконструировать и подтвердить алиби ночного парфюмера. А вот будет ли?