«Если», 2005 № 01 (143) - [68]

Ну а когда через полтора года и господин Кассель, добрая душа, отправился в лучший мир, совет учредителей назначил на его место Мартина. А тот на следующий же день отослал мальчишку в военную школу на Сицилии. Я сам подбирал, по его поручению. Больше я не слышал ничего о Вите, но, кажется, он хорошо учился. Мартин при мне никогда не вспоминал о нем, разве что раз-другой спросил про оплату.

Карев озадаченно поднял глаза к небу. На фоне облаков между рядами сверкающих стеклом небоскребов плыла желтая сарделька «прыгуна»-такси.

— Может быть, Сато помогал работникам?

— Ха-ха-ха! — широкая стариковская ухмылка обнажила коричневые, стертые зубы. — Вы, должно быть, не заходили в «Интру», если такой вздор несете. Став директором, Мартин сразу повысил зарплату, но отменил все субсидии и строго следил за этим. Никому и ни в каких случаях. Однажды, когда он был в отлучке, взял я «грех» на душу — выплатил субсидию какому-то оператору на лечение жены.

— Вы?

— Я. Тогда главой профсоюза был Герт, умный малый. Он-то со мной и потолковал. Объяснил, что сотрудники недовольны и как они намерены действовать, если Сато этому оператору откажет. Как на совет станут давить, со СМИ работать… Грамотно объяснил. А в ту пору среди учредителей были те, кому новый директор очень не нравился. Понял я, что есть риск для Мартина. Не то чтобы уж смертельная опасность, но реальный риск — да. Вот и выплатил оператору через бухгалтерию. Ну и влетело же мне от Мартина, когда он вернулся! Как же он бесился из-за несчастных пяти тысяч! А ведь на пользу пошло… Но Мартина все равно крутило. Как и тогда, с похоронами мужа Марго. Я уж и на совет кивал, и на общественное мнение. Еле уломал. А он же потом целый месяц изводился, что я его по миру пустить хочу. И наконец пустил по миру меня. Видимо, в целях самозащиты. Я, конечно, немного преувеличиваю… побарахтался я еще несколько лет, прежде чем в руки соцслужбы ухнуть. Но под горку-то все же дружок меня толкнул.

Старик замолчал, со странной улыбкой вглядываясь в магазин на той стороне безлюдной улицы. Карев продолжал нависать столпом, ошарашенно пытаясь уложить в голове услышанное.

— А ведь сквозила у меня тогда соблазнительная мыслишка: договориться с Гертом да сообща скинуть Мартина. Теперь, глядишь, он бы вместо меня здесь торчал, на свежем воздухе, так сказать, — старик дернул щекой и прокашлялся. — Но жалко его как-то стало. Все-таки вместе к экзаменам готовились. Вместе в университетском сквере пиво пили. Не то чтобы Мартин злой был с самого начала, просто не знал, как себя с людьми вести, боялся людей. Он и с племянником-то, может, хотел по-хорошему, да не ведал, как надо. Ну а потом, когда уж до верхушки долез… Чего говорить, власть и не таких губила. Да еще в том беда, что ничего в жизни Мартин не любил, кроме дурацких картин этого Са… Са…

— Савушкина, — пробормотал Павел.

— Точно! У него прямо страсть была. Помню день, когда она родилась. Потащились мы как-то в галерею, уж не помню, по какому случаю, бродим, скучаем — и вдруг замер он. Смотрю: уставился в какую-то ерунду, вроде нарисованного башмака. И стоит, не оттащишь. Чего уж там он углядел, не знаю. Но еще тогда, помню, сказал, что все картины этого Савушкина обязательно приобретет. И сдержал клятву молодости. Когда я увольнялся, он оплатил последнюю, оставалось только привезти. На что Мартин только ни шел, чтобы заполучить очередную безделушку! Тут он не жалел никаких денег. А если кто противился, то уж совсем крут становился… Не сам, конечно, со специальными людьми договаривался. Вроде никого не убили, но жизней запороли порядочно. Одного мелкого банкиришку помню — тоже коллекционер, не хотел продавать какую-то лысину на холсте. Мартин проконсультировался кое с кем, провел пару операций, и банкир как-то раз проснулся разоренным и с кучей долгов. Приполз на коленях к Мартину и картину принес. Тот купил, но уже за полцены! Чтоб другим неповадно было. Я потом, когда сам опустился на дно, встретился с этим банкиром. Не выдержал человек, съехал с катушек. Семью бросил, из малогабаритки, куда его соцслужба поселила, сбежал. Бродяжничает теперь где-то рядом с «Интрой». Местная достопримечательность, у нас вообще таких мало. Можете найти, растрепанный, обросший весь, с бородавкой на носу, околесицу все время несет… Ах, да, я забыл: вас такие вещи не интересуют. Не по вашему ведомству… Поговорите с Марго, может, она что из детства Мартина упомнит, сестра как-никак. На «Интру» сходите, как знать, не учудил ли Мартин после моего ухода какого-нибудь доброго дела. Но это вряд ли… Совсем он от всего закрылся, единственное окно в душу оставил для картин этих… Хотя… — Хотеенков вдруг стал серьезен, — если бы он сидел сейчас на моем месте, то я, возможно, был бы на его? И сейчас меня бы дознавали? Ну уж нет. Так лучше, — и старик, наклонившись к банке, выгреб из нее купюры.

* * *

Всю дорогу до дома Павел остывшим взглядом скользил по крышам высоток, проплывавшим внизу. Вот и все. Как говорится: следствие зашло в тупик. Вспыхнуло, правда, на миг подозрение, что Хотеенков попросту лжет, чтобы отомстить Сато. Но пришлось его отбросить. Не мог он лгать. Старик рассказывал даже без вопросов. Да и ответы его уже никак не способны повредить Сато… А вот ему, Кареву, еще как способны! Не найти ни одного доброго дела — это гарантированный минус в послужном списке. Наберется их три — и прощай, следственная работа. Что там небритый викинг с «Интры» говорил о потере работы? Сердце сжалось, когда Павел подумал о том, что может стать с Инной…