«Если», 2005 № 01 (143) - [33]

— Бред, — сказал я. — Тот же Коляныч с Ольгой прожили вместе три семестра и разошлись, до сих пор не разговаривают. А теперь с женой Коляныч уже восемь лет!

— Речь идет о любви, — возразила Алла. — Я ничего не знаю про твоего Коляныча. Во-первых, может, это у вашей Ольги константа любви три семестра, а затем она его бросила?

— Нет, — сказал я.

— Во-вторых, — продолжала Алла, — жить под одной крышей — не значить любить. Ты уверен, что твой Коляныч свою жену до сих пор любит, а не терпит как удобную соседку?

Я задумался. Любит ли Коляныч жену так, как любил ее первые полтора года? Как любил Ольгу, когда они три семестра ходили по институту не расставаясь, трогательно взявшись за руки, поминутно глядя друг дружке в глаза и перешептываясь?

— Константа любви, — продолжала Алла, — у всех разная. У кого-то десять лет, у кого-то — сорок, у тебя — два года, у Баранова твоего — неделя…

— Ага! — оживился я. — Если уж у нас зашла речь о Баранове, то я бы хотел…

— Я еще не закончила, Саша. Позволь мне закончить, а затем я выслушаю, не перебивая, тебя. Хорошо? Так вот, у тебя константа любви равна двум годам.

— А у тебя? — не выдержал я.

— У меня больше, — сухо ответила Алла. — Ты обещал не перебивать. У тебя — двум годам. У нас с тобой прошла половина этого срока. И все то, что у нас сейчас происходит, по-научному называется «период полураспада отношений».

— Период полураспада отношений… — повторил я хмуро.

— Да, Саша. И я не хочу ждать год, пока наши отношения догниют окончательно и распадутся. Давай расстанемся сейчас, пока мы еще испытываем друг к другу какие-то чувства…

— Да почему ты так уверена, что через год с нами что-то случится?! — закричал я, выключая закипевший чайник.

— Случится, — сказала Алла, и голос ее дрогнул. — Чувствую, обязательно случится какая-нибудь гадость. А я так не могу, Саша… Мне больно, очень больно… И мне будет еще больнее…

Я оглянулся и посвистел — все чашки были грязными, на дне каждой спекся толстый слой нефтяного кофе пополам с сахаром. Прижав мобильник плечом к уху, я открыл тоненькую струйку воды и начал торопливо мыть чашку.

— Саша, — позвала Алла мягко, но с такими железными стружками в голосе, какие выдавала лишь в самых крайних случаях, — давай швырнем наши трубки и закончим ненужный разговор, чтобы не тратить мобильное время?

— Да почему ты не хочешь меня выслушать?! — крикнул я.

— Почему? — Алла вздохнула и продолжила жестко: — Я очень хорошо ориентируюсь в звуках. Ты разговариваешь так, будто тянешь время, думая о чем-то своем. Судя по шорохам, ты все время относишь надоевший мобильник от уха и прикладываешь снова. Ты насвистывал себе под нос, пока я изо всех сил пыталась донести до тебя то, что считала очень важным для нас. А теперь — ты зашел в туалет и начал писать…

— Знаешь, Алла! — начал я, решительно дернув головой.

И я бы все объяснил и все рассказал, и она бы поняла. Но в руках у меня была проклятая чашка, а мобильник выскользнул из-под уха. И не успел я от неожиданности выматериться, как он кубарем скатился по руке и с ярким хрустом рассыпался на полу…

Я бросился за ним, торопливо вставил аккумулятор, включил — мобильник работал! Но как Алла истолкует обрыв разговора — сомнений не оставалось. Медлить было нельзя, и я бросился в комнату, чтобы глянуть номер и перезвонить. Но стоило мне переступить порог, как пол под ногами заскользил, крутанулся, подпрыгнул — и так больно ударил по спине, что перехватило дыхание. Мобильник сделал в воздухе кувырок и упал, рассыпавшись в третий раз за этот день.

Я с трудом сел и осмотрелся. Вокруг лежала картошка. Не римскими цифрами, не арабскими, не в двоичной системе и не кучками. Лежала она самым настоящим броуновским движением — равномерно по всему полу. А посередине сидел Гейтс. Тревожно помахивал хвостом, круглыми своими глазами удивленно пялился на меня, а лапой все еще поигрывал с очередной картофелиной, лениво и отточенно, как профессиональный футболист — вправо-влево, вправо-влево… Пас!

Мобильник

Я вышел на улицу и пошел в сторону местного рынка, размышляя, как бы сделать еще одну попытку позвонить Алле. Больше всего меня напрягала перспектива останавливать незнакомых людей и просить их покопаться в моем мобильнике. Не знаю, туго мне всегда давалось общение с незнакомыми. Не понимаю, как некоторые умудряются даже с девушками на улицах знакомиться? Взять того же Баранова… При воспоминании о Баранове и без того паршивое настроение ухудшилось.

Я решил взять себя в руки и действовать. Делов-то, остановить прохожего… «Извините, я плохо вижу, не поможете ли мне…» Я вынул мобильник и огляделся. Прямо на меня шагал лысый мужичок с дипломатом.

— Простите, пожалуйста… — начал я, протягивая ему аппарат, но мужичок прошел мимо, не заметив меня.

Тут меня потрясли за плечо. Я обернулся и увидел нахального парня, судя по виду — местного барыгу с рынка.

— Эй, мобильники старые продаешь? Работает? — спросил он и, не дожидаясь ответа, цапнул аппарат из моей руки.

Я обиделся, что меня приняли за карманника, приехавшего сбывать добычу, потянулся, чтобы выхватить аппарат, но барыга отвел руку назад.