«Если», 2004 № 08 (138) - [27]

Он даже попытался удрать, но, схваченный за руку, лишь взрыхлил ботинками гравий. Подходивший из глубины сквера мужчина с собакой круто развернулся и пошел прочь.

— Спрашиваю, кто тебе приказал мне это всучить?

Уголовник боднул головой, явно целясь Збышеку в нос, но, согнувшись от боли, застыл. Пугливые голуби вспорхнули и полетели искать более спокойное место.

— Говори, слышишь?!

Не контролируя свои действия, с яростью, но одновременно и с некоторым удовлетворением, Оршевский наблюдал, как противник, почувствовав его хватку, стал корчиться. Лицо ворюги синело, рот жадно хватал воздух. Вот мужчина поднялся вверх. Захрипел. И только тут Збышек понял, что делает это без помощи рук, лишь усилием воли. Эта схватка не собрала толпу зевак лишь потому, что они находились в уединенном месте.

— Говори!

Изо рта ворюги текла слюна. Вот он пошевелил губами, и Збышек великодушно счел это за согласие. Он расслабился, и мужчина рухнул на траву, как мешок картошки.

А вокруг жизнь шла своим чередом. Единственный свидетель, мальчик с велосипедом, попытался обратить внимание отца на странную сцену. Безрезультатно. Чувствуя угрызения совести, Оршевский склонился над полузадушенной жертвой.

— Не бойся. Заплачу.

Он не мог предположить, что в ответ получит пинок в живот. Не очень точный, но его хватило, чтобы Оршевский рухнул в большой куст. Оживший незнакомец убегал, словно за ним гналась тысяча дьяволов.

— Папа, папа! Теперь он убегает! — раздался восторженный крик ребенка.

Царапая руки в кровь, Збышек в конце концов поднялся на ноги. Подхватив брошенный пакет, он кинулся в погоню. Они проскочили газон и оказались на аллейке, расположенной рядом с проезжей частью улицы.

Убегающий оглянулся, и его лицо исказила гримаса ужаса. Редкие прохожие поспешно уступали им дорогу. Оршевский, давно уже не занимавшийся спортом, бежал тяжело, но у преследуемого это получалось еще хуже. Он неловко передвигал ноги, а голову держал под странным углом. Похоже, все еще чувствовал последствия драки. Збышек понял, что удрать уголовнику не удастся.

Как раз в этот момент к островку на середине перекрестка подъехал трамвай. Для того чтобы на него попасть, необходимо было миновать подземный переход, однако мужчина даже не попытался этого сделать. Он предпочел рискнуть и, перескочив через металлическую ограду, отделяющую аллею от улицы, помчался к остановке.

Збышек возле нее остановился. И правильно. Лавина машин, мчавшаяся со стороны моста, даже не попыталась затормозить. Мужчина сделал несколько прыжков, но от судьбы не ушел. Зеленое «вольво» ударило его боком и послало, словно мячик в сетку, в ограждение остановки. Трамвай зазвонил, но не двинулся с места. Из него выходили люди, чтобы поглазеть на неподвижное тело. Кто-то подбегал со стороны остановившегося автобуса, а женщина, хозяйка «вольво», плакала в голос.

— Этот человек снова летал. Видел, папочка?

Голос ребенка вернул Оршевского к действительности. Присоединившись к группке зевак, он неспешно спустился в подземный переход. Сняв плащ, он запихнул его в пакет и через другой выход направился к ближайшему парку. Стараясь не оглядываться, Збышек тем не менее убедился, что за ним никто не следит.

* * *

В Варшаву он приехал «Одером» — кажется, одним из самых быстрых экспрессов в стране.

Утреннюю газету купил еще на вокзале. Заметку о мужчине, сбитом во время перехода улицы в неположенном месте, найти было не так-то легко. Читая о том, что пострадавшего, находящегося в шоке и с множеством травм, увезли в госпиталь, Оршевский почувствовал, как у него с души упал камень. Что ж, этой тропой пройти не удалось, а по телефону, оставленному Рогочки, никто не отзывался. Значит, оставался только Трачук. Этот человек должен знать, кто дергает за нити. Однако, оказавшись перед зданием министерства, Збышек струсил и направился в находившийся напротив бар. Там он открыл пакет, который ему передал уголовник.

«Многомерная Вселенная» — гласили красивые буквы на обложке книжки, а на внутренней ее стороне был экслибрис отцовской библиотеки. Книжку эту Збышек уже изучил в поезде. Любопытная, хорошо написанная вещь о физике, затрагивающая философию. Он и не знал, что его отец интересуется чем-то подобным.

Оршевский повертел в пальцах карточку, исполнявшую роль закладки. Обычная, прямоугольная — обладающая двумя измерениями: длиной и шириной. Быстрыми движениями он начал сворачивать ее в трубочку, все более плотную, все более тонкую. Вскоре у него получилось что-то вроде стерженька, практически одномерного. Автор книги утверждал, что в самом начале Вселенной могло получиться что-то подобное. Шесть из десяти измерений свернулись до таких микроскопических размеров, что сейчас их невозможно увидеть. Для их исследования пришлось бы использовать виды энергии, недоступные даже в ближайшем будущем. Ясное дело, эта теория входила в противоречие со здравым смыслом. Согласно ей, мы живем в трехмерном мире, где длина, ширина и высота зависят от изображения каждого объекта или ситуации, если только к ним добавить четвертое измерение — время. Далее автор объяснял, что здравый смысл частенько подводит людей. Особенно, если с его помощью пытались судить о будущем. К примеру, так сейчас обстоит дело в мире атомов или в его противоположности — в космологии. Физики, осторожно исследующие эти пространства, увидели кроме множества зависимостей симметрию, просматриваемую за многомерной основой нашей действительности. А затем шли параллельные вселенные, петли времени, все, что подсказывает воображение.