«Если», 2004 № 06 (136) - [25]

По нынешним представлениям, ничего дурного в масскульте нет: «народ хочет именно этого — надо удовлетворять их культурные запросы!». Однако в сфере масскультуры, как в сфере технологичной, конвейерной, тон задавали и продолжают задавать американцы. На этом поле с ними сражаться на равных трудно. И западная культура, в которой были свои оттенки — «европейская», «американская», — с потерей общей перспективы неизбежно превратилась в единую нивелированную масскультуру. По сути — американскую. Никого же не заботит, где конкретно шьются джинсы «Levi’s» или собираются «форды» — в Германии, Малайзии или России; продукт-то все равно известно чей.

Просто в фантастике это особенно заметно. Пока мир выбирал из двух вариантов воображаемого будущего — условно говоря, «американского» и «нашего» (речь не о борьбе двух социальных систем, одна из которых была капиталистической, а вторая — неведомо чем, а о борьбе общественных идеалов, надежд и ожиданий), а Европа, условно говоря, была и против нас, и против слишком уж сильно напиравшей Америки, фантастика, как чуткий социальный барометр, показывала «бурю» — в смысле бурления мыслей, столкновения точек зрения и т. п. Европейская фантастика, оставаясь «западной», в то же время была и четко социальной, часто — антибуржуазной. Американская, кстати, в бурные 1950—1960-е в лучших своих образцах — тоже. Как только на обозримое будущее остался один-единственный вариант развития, барометр, естественно, устремился к значению «Великая сушь». Американская фантастика спокойно и прагматично переключилась на массового потребителя и благодаря тому, что рынок широкий и «богатый», процветает в этом качестве. Европейская же, потеряв былые антибуржуазность и иконоборчество, но не имея американских денег и американского прагматизма, заметно «провисла». Как, впрочем, и европейская культура вообще, да и европейская политика, европейское самосознание…

Глеб ЕЛИСЕЕВ:

Европейскую научную фантастику, как сколько-нибудь заметное и серьезное художественное явление, создал Г. Уэллс. Именно он заложил «стандарт» признаков хорошей НФ-литературы: наличие оригинальной НФ-идеи, социальная заостренность, выверенный стиль… «Планка художественности» для фантастики Европы с самого начала была «задрана» слишком высоко, что поставило ее в менее выгодное положение по сравнению с заокеанской «сестрой».

В США же быстро возникла фантастика «второго уровня» — сугубо развлекательная, истинным прародителем которой был Э. Р. Берроуз. К тому же в Штатах сложились и условия, поддерживающие существование подобной НФ, — система дешевых «пальп-журналов», которые могла покупать не слишком обеспеченная и не слишком утомленная образованием публика. В Европе ничего подобного не наблюдалось. Здесь не было ни возможностей для массового производства НФ, ни традиций развлекательной фантастики. Да и своеобразный литературный «истеблишмент» европейских государств (по меткому выражению М. Берга — «литературократия») в 20—30-е годы фантастику напрочь отвергал, считая ее либо низкопробным чтивом, либо странной блажью известных мастеров (поэтому, например, оказался фактически не замечен гениальный О. Степлдон, на идеях которого позднее десятилетиями паразитировали западные фантасты). Кроме того, «читательский базис» в Европе всегда был уже, чем в США, где литература, изначально воспринимавшаяся как бизнес, ориентировалась не на элитные слои, а на максимально широкий охват потребителей.

A потом на европейских землях и вовсе наступили черные времена второй мировой войны, по ходу которой худшие образцы апокалиптической фантастики выглядели сочинениями оптимистов, не снимавших розовых очков. Массам стало не до фантастики.

После окончания войны ситуация только ухудшилась. Европейская культура, оказавшаяся моральным банкротом в годы мировой бойни, теперь шла на выучку к торжествующим американским союзникам. Новая массовая литературы Европы формировалась по образцам из США (вплоть до того, что французские журналы «Фиксьён» и «Галакси» оказывались почти клонами американских «F&SF» и «Гэлакси», порою просто перепечатывая их содержание). Исчезли даже воспоминания о какой-то (потенциально возможной) альтернативной европейской фантастике. И в итоге западноевропейская НФ просто не вынесла конкуренции со стороны заокеанской соперницы, которая поставляла отличную научно-фантастическую литературу, да еще и в огромном количестве (учитывая запасы времен «Золотого века»). А поскольку собственной традиции массовой НФ в Западной и Центральной Европе так и не возникло, писатели учились на американских образцах, и в результате вторичность многих французских или западногерманских писателей откровенно бросалась в глаза. Поэтому читатель, конечно, мог просмотреть новый роман С. Буля или с зевотой полистать очередной выпуск «Перри Родана», но все равно предпочитал А. Азимова или К. Саймака. Да оно и понятно — зачем нужны копии (хоть и с элементами национального колорита), если можно насладиться исходными образцами-оригиналами?

Европейская НФ умерла, толком не родившись, вовсе не из-за особой бездарности местных фантастов. Ее прикончили трагические превратности истории да могущество и разнообразие американской НФ-литературы. □