«Если», 2003 № 11 - [44]

Стоит назвать и другие наиболее заметные произведения «странной» фантастики — роман еще одного поэта Димитра Ленгечева «Даже боги играют с азартом» (2000), написанный в очень экзотическом жанре — футурологической философской фэнтези; еще более крепкая смесь обнаруживается в дилогии Милана Асадурова «Нечего мямлить, или Первая книга об истории Ничего» (1997) и «Вторая Библиотека и словарь Ничего» (1998), представляющей собой НФ-фэнтезийно-мифологическую модель и одновременно хронику человечества. В рамках короткой формы любопытные тексты создает Иван Н. Хаджиев, тяготеющий к городской сказке для взрослых и апокрифической фантастике.

Необходимо упомянуть еще одно имя. Прозу Алека Попова трудно назвать «странной». Этот автор создает просто очень добротную литературу, отчасти исполненную эстетского снобизма. Он с равным успехом пишет гротесковую социально-сатирическую НФ, иронические детективы и «модную» прозу. Почти «чистая» фантастика составила содержание трех его сборников — «Отвратительные сны» (1994), «Игра магии» (1995) и «Капустный цикл» (1997). Попов один из немногих штатных работников фантастического цеха, вольготно ощущающий себя в приемной мэйнстрима.

Вообще же авторы мэйнстрима все активнее используют приемы и атрибутику фантастики. В качестве примера можно привести получившие в начале 1990-х широкую известность романы поэтессы Благи Димитровой «Урания» (1992) и В. Писаровского «Гомо Булгарис». В первом из них средствами лирико-психологической прозы автор конструирует некую новую реальность, апеллируя к потаенным возможностям разума. Жанр романа Писаровского уместно назвать «синтетическим», поскольку постмодернистский «Гомо Булгарис» представляет собой сплав сатирической, социальной, бытовой прозы с фантастикой и элементами фольклора и даже эссеистики.

К середине—концу 1990-х выпестовалась новая генерация фантастов, в буквальном смысле новое поколение, ведь многие из этих авторов родились в конце 1970 — начале 1980-х годов. Это поколение, выросшее уже не на традициях европейской литературы, а на переводах современной англоязычной фантастики. Поэтому вполне закономерно, что в их творчестве преобладают более «мобильные» направления — фэнтези, хоррор, киберпанк. В целом, эта волна болгарской фантастики находится в процессе становления, и говорить о каких-то тенденциях, устоявшихся группах рано. Но и здесь уже появились свои звезды. Назовем Елену Емануилову, дебютировавшую в 1996 году романом-фэнтези «Великое испытание» и к сегодняшнему дню издавшую уже четыре книги в жанрах героико-романтической и философской фэнтези. В периодике активно публикуется и другой автор, тяготеющий к жанру фэнтези — Благой Иванов.

Первая книга Юлианы Мановой вышла, когда автору едва исполнилось 13 лет: фэнтезийная повесть-игра «Замок барона Аристоу» (1996). Пятью годами позже увидел свет и авторский сборник молодой писательницы «Время сатаны» (2001), неплохо встреченный критикой. Как понятно уже из названия, Ю. Манова тяготеет в своем творчестве к темной фэнтези, хоррору и психоделической фантастике — как и другой юный фантаст, Мирослав Пенков (сборник «Кровавые луны», 2000).

И все-таки на поле НФ преобладает мужская половина молодой фантастики. Здесь стоит назвать Ивайло Иванова, автора сборника новелл «Наследники» (2002), Красномира Крачунова, в 2001 году выпустившего роман-антиутопию «Здание», действие которого происходит в недалеком будущем, в мире, задыхающемся под гнетем разросшегося спрута Бюрократии. На стыке НФ и фэнтези написана дебютная книга Искрена Зайрянова «Последнее соглашение» (2002): бок о бок существуют две цивилизации — техногенная и Низинные земли, обитатели которых живут, скажем так, по «антинаучным» законам.

Самым же перспективным фантастом нового поколения критики называют 30-летнего Ивана Попова, дебютировавшего в печати в 2001 году с киберпанк-повестью «Наши маркированные процессы». Этот автор пока не успел выпустить книги, но его повести и рассказы уже нашли поклонников.

* * *

Российский читатель утолил голод книжной продукцией Очень Дальнего Зарубежья за четыре года. В Болгарии пока наблюдается ситуация, сопоставимая с российской периода 1989–1993 годов. Один мой болгарский знакомый однажды с горечью заметил: «Увы, у нас в крови медлительность и недоверчивость. Мы не слишком верим в собственные возможности».

Век долгий. Подождем.

Проза

Джон Боден, Рон Коллинз Пока вертятся колёса

Иллюстрация Алексея Филиппова

Трасса «Индианаполис-500» не похожа на любую другую — на ней четыре поворота, и все левые, все имеют наклон около девяти градусов, и при этом у каждого — свой характер. Поворот номер один самый крутой и самый быстрый. Возвышающиеся над ним ряды трибун заслоняют небо, делая его похожим на трубу, и на вираже пилот ощущает себя зубной пастой, которая протискивается обратно в тюбик со скоростью четыреста восемьдесят одна миля в час. Поворотам один и три предшествует длинная прямая, поэтому перед виражом нужно перетормаживать, в противном случае аварийной команде придется отскребать тебя от бетона. На поворотах номер два и четыре, наоборот, можно газовать вовсю, но первый и третий виражи заставляют себя уважать.