«Если», 2002 № 10 - [5]

— Насколько я понял, — начал Андертон осторожно, — вы мой ассистент, пока я не выйду в отставку. А после вы замените меня на посту комиссара.

— Я тоже так понял, — ответил Уитвер, не задумываясь. — Это может случиться в нынешнем году или в следующем, а может, и через десять лет.

Трубка едва не выпала из непослушных пальцев комиссара.

— Я пока еще не собираюсь на пенсию, — сухо вымолвил он. — Допреступность — это мое собственное детище, и я буду заниматься своим делом столько, сколько захочу. Все зависит исключительно от моего желания.

Уитвер спокойно кивнул, его лицо не выражало ничего, кроме полной безмятежности.

— Само собой разумеется, комиссар.

Андертон, слегка расслабившись, изобразил свою дежурную улыбку:

— Лучше сразу расставить все точки над «i», не так ли?

— Да, и с глазу на глаз, — согласился Уитвер. — Вы — мой начальник, ваше слово — закон! Вот мой единственный ответ. Но не могли бы вы, — сказал он с видимой искренностью, — лично ввести меня в курс здешних дел? Мне бы хотелось освоиться как можно скорее.

Когда они вышли в освещенный желтым светом коридор со множеством дверей, Андертон сказал Уитверу:

— Полагаю, с теорией допреступности вы уже знакомы. Стоит ли говорить о ней сейчас?

— Я знаю лишь то, что известно всему свету, — ответил его новоиспеченный ассистент. — Используя мутантов-ясновидцев, вы просто и эффективно покончили с традиционной пенитенциарной системой, когда преступника подвергали наказанию после его криминального деяния, а не до такового. Однако наказание post factum, как свидетельствует многовековая практика, никогда не являлось надежным средством профилактики преступлений. И уж тем более не воскрешало убитых и не утешало их родственников и друзей.

Они вошли в лифт. Андертон нажал кнопку самого нижнего этажа и начал свою вводную лекцию, пока они ехали:

— Да, тут вы совершенно правы. Но вам следовало отметить также и основной недостаток нашей новой системы. Как оценить тот факт, что мы привлекаем к ответственности человека, который ничего еще реально не совершил?

— Но непременно совершит! — с горячей убежденностью возразил Уитвер.

— К счастью, это не так. Теперь мы находим преступников раньше, чем они успеют нарушить закон. Само понятие преступления, таким образом, перемещается в область метафизики. Мы заявляем, что они виновны, они всегда твердят, что невиновны… И в некотором смысле на них действительно нет вины.

Лифт остановился и выпустил пассажиров в совершенно такой же коридор, залитый желтым светом.

— В нашем обществе больше нет серьезных преступлений, — сообщил Уитверу Андертон. — Но зато теперь у нас есть лагерь передержки, забитый потенциальными преступниками.

Двери открылись и закрылись. Они вступили в святая святых владений аналитического отдела, занимающего в здании участка целое крыло. В помещении, представшем перед их глазами, возвышались впечатляющие горы оборудования: это были приемники данных, анализаторы, компараторы и прочие компьютерные механизмы, которые сохраняли, изучали и обрабатывали поступающую информацию. И где-то там, посреди всей этой машинерии, сидели три провидца, почти невидимые в клубках обвивающих их проводов.

— Вот они, — сухо произнес Андертон. — Как вам это понравится?

В мрачной полутьме сидели три бормочущих, пускающих слюни идиота. Любое невнятное слово, слетающее с их мокрых губ, каждое невнятное словосочетание, даже случайный слог или бессмысленный звук — все это скрупулезно записывалось, анализировалось, подвергалось сравнению, разбиралось на отдельные морфемы, фонемы, дистинктивные признаки и снова собиралось воедино в форме визуальных символов, которые записывались на информационные карты, автоматически распределяемые по разным маркированным лоткам на основе различных ключевых слов и выражений.

Эти слюнявые идиоты бормотали изо дня в день, из года в год, прикованные металлическими скобами к специальным креслам с высокой спинкой, подсоединенные металлическими клеммами к разноцветным перепутанным проводам. Все их физиологические нужды удовлетворялись автоматами, а других у них попросту не было. Они бормотали или дремали, они не жили, а вели растительное существование, их разум был пуст и потерян, постоянно блуждая в тенях.

Но были это тени не сегодняшнего дня… Трое бормочущих уродцев с огромными головами и атрофированными телами интуитивно созерцали Будущее, и вся техника аналитического отдела была нацелена на то, чтобы расшифровать их невнятные предсказания. Пока умственно отсталые провидцы сумбурно лепетали, заикались и стонали, машины с невероятной чуткостью улавливали и записывали каждое словечко.

С лица Уитвера впервые сползло выражение беззаботной самоуверенности и проступило болезненное смятение. Это была гремучая смесь стыда и морального шока.

— Не слишком-то приятное зрелище, — медленно проговорил он.

— Я даже представить не мог, что они настолько… — тут Уитвер запнулся, подбирая подходящее выражение, — ну, что они такие ужасные уроды.

— О да, они уродливы и убоги, — согласился Андертон. — И в особенности женщина… вон та, Донна. Ей сорок пять, но с виду она не старше десяти. Талант провидца целиком поглощает все остальное, так как участки мозга, ответственные за эспер-восприятие, нарушают баланс фронтальной части коры. Но нам-то что до этого? Мы нуждаемся в пророчествах и получаем от них то, что нам необходимо. Они сами не знают, что говорят, зато мы их понимаем.