«Если», 2001 № 12 - [12]

Сначала я проследил нити, ведущие от даты — она казалась более многообещающей. Пучки нитей тянулись прямо к справочникам. Естественно. Я активизировал один из них, решив посмотреть, что он выдаст. «Ноябрь 12, 2122: 204-я годовщина основания Австралийской республики». «Ноябрь 12, 2122: 178-я годовщина потопления «Тирпица». «Ноябрь 12, 2122: 141-я годовщина первого перелета на воздушном шаре через Тихий океан». «Ноябрь 12, 2122: 113-я годовщина начала Голанской войны». Список продолжался и продолжался — океан информации, но ничего полезного для меня.

Я проверил мой второй узел. Множественные нити тянулись во все стороны, однако наиболее густой пучок сходился у одного узла. Он имел вид церкви, и над ним трепетала сложная диаграмма из прямых и волнистых линий — Церковь Фейнмена. Я перепрограммировал узел, добавив уточнение: И (Организация — Церковь Фейнмена). Большинство нитей исчезло, и я проследил одну до справочника: «Я есмь вы — одна из восьми священных заповедей Церкви Фейнмена». Значит, Косник был фейнменистом. Я не слишком разбирался в пестроте культов, возникших следом за появлением чтарри, но это было хоть что-то конкретное, и проигнорировать такую зацепку я не мог.

Я люблю старинные восточноевропейские кварталы Чикаго. Летняя жара слегка спала, и я решил поставить машину и немного прогуляться пешком. Передо мной тянулись два ряда совершенно одинаковых домов из кирпича, перед каждым — неширокий аккуратно подстриженный газон. Профильтрованный древесной листвой солнечный свет рисовал узоры пятен на тротуаре. На крыльцах там и сям сидели старички и старушки, глядя на движущийся мимо мир. Я читал фамилии на ящиках для писем: Велиус, Гимбутус, Даукантас. Скорее всего, литовский квартал. Штаб-квартира фейнменистов отличалась от других домов только неброской фигурой Фейнмена, выгравированной на двери.

Дверь отворилась, открыв моему взору Джорджа Лейбокаса, пожилого типа в белой рубашке и темных брюках, с плешью на макушке и с заметным животиком. Глава культа мне рисовался несколько иным. Лейбокас проводил меня в кабинет в глубине дома.

— Могу ли я предложить вам чего-нибудь выпить? — спросил он.

— Нет, благодарю, — ответил я. — В моем распоряжении мало времени.

Лейбокас уселся в бордовое кресло и указал мне на точно такое же. Я оглядел кабинет. Если не считать нескольких стилизованных изображений Фейнмена на обшитых панелями стенах, ничто не напоминало святилище.

— Так чем могу быть полезен? — спросил Лейбокас. — Из нашего телефонного разговора я не совсем понял…

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов об одном из членов вашей Церкви, мистере Леонарде Коснике.

— Боюсь, Лен стал апостатом.

— Чем-чем?

— Апостатом. Он покинул нашу Церковь около года назад.

— Лен Косник умер. И оставил записку: «Я есмь вы».

Лейбокас улыбнулся.

— Несомненно, он хотел вновь подтвердить свою приверженность нашей философии. Как жаль, что он скончался прежде, чем мне представилась возможность с ним поговорить. Но как это произошло?

— Автомобильная катастрофа. Он поехал на работу в день своей смерти, столкнулся с другой машиной и погиб. Мы взвешиваем возможность самоубийства.

— Абсурд! Он спрыгнул с моста? Выстрелил себе в лоб? Нет, он просто ехал в машине…

— …в день своей смерти.

— Совершенно очевидно, что Косник решил вернуться в лоно нашей Церкви. А фейнменисты на себя руки не накладывают.

— Но вы же верите в реинкарнацию? Так что самоубийство не столь уж большой грех.

— Мы верим в трансвременную миграцию души, а это весьма специфичный случай реинкарнации. — Лейбокас наклонился вперед и сложил кончики пальцев. — Вы знаете, почему все электроны во Вселенной имеют одинаковую массу?

— Нет. Я не физик.

— Ричард Фейнмен доказал, что существует всего один электрон. Он движется взад-вперед во времени, проявляя себя как электрон или антиэлектрон, и в конце концов занимает место всех электронов во Вселенной. И точно так же существует лишь одна человеческая душа, которая движется взад и вперед во времени, становясь в конце концов душой всех людей. Совсем как электрон в схеме Фейнмена. Мы все — один и тот же человек. В конечном счете, вы проживаете каждую человеческую жизнь, которая когда-либо существовала или будет существовать.

— Так почему, если это ваше существование тяжко, не покончить с ним и не начать сначала?

Лейбокас сжал губы и ответил отрывисто.

— Есть только она человеческая жизнь, и мы ее блюстители. Никто не смеет брать на себя право обрывать ее. Не вижу, как это можно растолковать яснее.

Я решил сменить тему.

— Дата двенадцатое ноября две тысячи сто двадцать второго года что-нибудь для вас означает?

Лейбокас откинулся на спинку кресла.

— Двенадцатое ноября? Это же День Ветеранов… Нет, погодите, День Ветеранов — одиннадцатое ноября. А двенадцатое для меня ни с чем не связано. И, безусловно, для нашей Церкви эта дата ничего не означает.

— Что же, благодарю вас. А теперь мне пора. — Я встал и попытался протиснуться мимо Лейбокаса.

— Не хотите ли узнать еще что-нибудь о Церкви Фейнмена? — Лейбокас встал между мной и дверью. Я неохотно взял несколько брошюр. Уплатив «гонорар» за этот визит, я повернулся, чтобы уйти. Лейбокас вытянул руку ладонью вперед.