«Если», 2001 № 07 - [5]

Чусок казался разочарованным, но что поделаешь. Джамиль пообещал ему:

— В следующий раз. Ладно?

Джамиль попятился, но было уже поздно; Езкиель проворно подскочил к нему, пригнулся, и обхватив, без всякого усилия поднял и зашвырнул подальше — в глуби речные.

* * *

Пробудил Джамиля запах древесного дыма. Серые предутренние тени еще царили в комнате. Он оперся на локоть, и окно отреагировало на движение, сделавшись прозрачным. Контуры городских зданий уже прорисовывались в предутреннем небе.

Одевшись, он вышел из дома, удивляясь прохладному прикосновению росы к собственным ногам. На улице никого не оказалось; как же они не ощутили столь сильный запах… или, может быть, он сделался здесь привычным? Завернув за угол, Джамиль увидел тянущуюся к небу колонну сажи, основание которой освещали багровые отблески. Само пламя и руины еще были скрыты от его взгляда, однако он знал, чей дом горит.

Добравшись до пепелища, Джамиль скорчился перед опаленными жаром деревьями и корил себя. Чусок предложил ему разделить с ним последнюю трапезу в Ноезере. Это был намек, ведь впрямую о своем перемещении говорить было не принято. Любимых и маленьких детей не покидали. Но друзей предупреждали, прежде чем исчезнуть — тонко и ненавязчиво.

Джамиль обхватил голову руками. Ему уже случалось испытывать все это несчетное число раз, но легче не становилось. Скорее, наоборот — разлука с каждым разом была все горше. Его братья и сестры разбрелись по закоулкам Новых Территорий. Сам он ушел от отца с матерью, когда был слишком юн и самоуверен для того, чтобы понять, какую боль принесет это ему самому спустя десятилетия. Дети постепенно оставили его, он бросал их много реже. Легче расстаться с бывшей любовницей, чем с выросшим ребенком. Должно быть, каждая пара изнутри выгорает, словно наследственность предков готовит ее по крайней мере к одному разрыву.

Когда Джамиль смахнул слезы, он заметил, что рядом с ним стоит Маргит.

— Здесь был дом Чусока. Мы дружили. Я знал его девяносто шесть лет, — сказал он.

— Бедняжка. Ты никогда не увидишь своего друга, — равнодушно бросила Маргит.

Джамиль едва не расхохотался — настолько ирреальной оказалась ее грубость. Но единственный разумный способ избежать неловкости состоит в продолжении разговора.

— Нет самых добрых, нет самых благородных, нет самых верных. Это не важно. Главное в другом. Каждый уникален. Чусок… это Чусок.

Он ударил себя кулаком в грудь:

— В душе моей пусто, и эту пустоту ничем и никогда не заполнить.

Это была истинная правда.

— В эмоциональном плане ты похож на швейцарский сыр, — едко заметила Маргит.

Джамиль пришел в себя:

— Какого хрена ты не свалишь отсюда в какую-нибудь другую вселенную. Кому ты нужна в Ноезере?

Маргит развеселилась:

— Ты не умеешь проигрывать.

Какое-то время Джамиль смотрел на нее, ничего не понимая, он успел забыть игру. Он показал жестом на угли:

— Что ты делаешь здесь? Почему не последовала за дымом, если не сожалеешь о том, что не попрощалась с ним, имея на то возможность?

Она спокойно тряхнула головой:

— Чусок ничего для меня не значил. Мы почти и не разговаривали.

— Ты много потеряла.

— Судя по всему, это ты здесь что-то потерял.

Ему нечего было возразить. Маргит отвернулась и направилась прочь. Джамиль остался: он ждал, пока утихнет боль.

* * *

Всю следующую неделю Джамиль готовился к возобновлению занятий. Библиотека обладала почти мгновенным контактом со всеми искусственными вселенными на Новых Территориях. Световое запаздывание сигнала между Землей и точкой пространства, из которой вырастала вся древоподобная структура, составляло лишь несколько часов. Джамиль посещал Землю, но только как турист: места там не хватало, мигрантов не приветствовали. В родной Вселенной еще имелись пригодные для жизни отдаленные планеты, но существовать на них смог бы только аскет, склонный к мазохизму. Точные причины, заставившие предков перебраться на Новые Территории, были забыты поколения и поколения назад. Было бы слишком самонадеянно пытаться решить эту загадку. Однако, имея выбор между прежней, еще более перенаселенной Землей, ужасающей длиной межзвездных расстояний и бесконечно удлиняемой разветвляющейся цепочкой миров, которую можно было бы пересечь за какие-то недели, решение казалось вполне очевидным.

Большую часть своего времени в Ноезере Джамиль посвятил представлению групп Ли в комплексных векторных пространствах. Вполне уместный выбор, потому что Эмми Ноезер была пионером исследований теории групп, и если бы ей удалось дожить до расцвета этой отрасли математики, то погрузилась бы в нее по самые уши. Отображения групп Ли были положены в основу почти всей, физики. Все разновидности субатомных частиц являются всего лишь конкретным способом представления группы, обладающей универсальной симметрией в виде системы роторов комплексных векторов. Описание подобных структур с помощью теории категорий относилось к числу достижений древней науки, однако Джамиля это не смущало: он давным-давно привык называть себя исследователем, а не первооткрывателем. Величайший из даров сознания — это способность воспринимать структуры мира, лежащие в основе тебя самого. Его трепетное желание хоть в чем-нибудь быть первым показалось бы десяти из шестнадцати его современников всего лишь примитивным честолюбием.