«Если», 2001 № 05 - [99]

Я вошел на цыпочках.

— Пап? Я вот подумал… а ты не мог бы научить меня их языку?

Он наморщил лоб.

— Киттмантель очень сложен. За двадцать два года мы так и не сумели полностью в нем разобраться.

— Но вы же все равно им пользуетесь. Вы же постоянно разговариваете с их учеными.

— Да, — признал папа, — но частенько путаемся. — Он поглядел на меня вроде с улыбкой и обнял за плечи. — Я могу переделать одну из наших программ в учебную. Дашь мне неделю?

— Конечно, папа!

— Но я не хочу, чтобы пострадали твои школьные занятия. — Я кивнул. — Ну, и маму надо поставить в известность.

— Пап, только не это! — завопил я.

— Кеван, разве ты когда-нибудь что-то делал без ее разрешения? К тому же она тоже работает над киттмантелем. И сможет помочь тебе.

Вернулась мама, и, как ни махал я руками у отца за спиной, он рассказал ей все.

— Мне кажется, это может принести пользу, — сказала она. — При правильном подходе он научится чему-нибудь толковому.

Именно то, чего я хотел.

Дело продвигалось медленно, несмотря на помощь папы. Язык оказался ужасно трудным. Я вроде бы научился связывать слова между собой, но… это трудно объяснить… но они не ощущались, как осмысленные предложения. Я мог говорить, будто фрух, но не думать, как он.

Важно, чтобы Йиналу не услышал чего-то другого, вместо того, что я хочу произнести. Я желал понимания и не мог его добиться.

Я до того отчаялся, что один раз, когда мама меня проверяла, выложил ей все.

— Так в чем отличие этого языка от земных? — спросила она серьезно.

— Ну, возьми слова «прошу прощения», — это были первые слова, которые я отыскал в учебной программе. — В них нет… ну… сожаления.

«Именно этого я и ждала», — сказало ее лицо.

— Причина в том, Кеван, что фрухи мыслят не так, как мы. И эмоции у них другие.

— Потому что они инопланетяне?

— Потому что они фрухи. Я не знаю, что такое инопланетяне, но догадываюсь, каковы фрухи. То, что трогает нас, они не воспринимают.

— То есть они не понимают, что люди просят прощения, когда чувствуют себя виноватыми?

Она вздохнула.

— Фрухи могут знать, что виноваты, могут даже сожалеть, но не будут чувствовать себя виноватыми, как чувствуем мы с тобой. Их мозг работает по-другому, эмоции тоже.

— Это все их нервные контакты?

Ее лицо посуровело.

— Да, Кеван, именно так. У тебя есть еще вопросы?

— Пока больше нет. — Конечно, вопросов у меня было полно, да только не таких, чтобы обсуждать их с мамой. Она погладила меня по голове и ушла, оставив одного. Ничего другого я и не хотел.

То, о чем я слышал уже много лет, теперь стало понятным. Фрухи совсем как компьютеры, говорили люди. Бесстрастные, расчетливые, похожие на машины. Будто компьютеры опасны! Но, возможно, они стали бы опасными, если б не мы ими управляли…

Нервные контакты фрухов, конечно, напоминают разъемы компов. Я уже достаточно в этом разбирался, чтобы понимать: один большой процессор менее эффективен, чем множество маленьких, включенных параллельно. Фрухи могли обмениваться идеями и строить планы, а мы оставались бы в неведении, пока не будет слишком поздно что-либо изменить.

Вот как рассуждали многие и многие люди. Они воображали, что фрухи все соединены в круги и строят заговоры, как расправиться с нами через много лет… или очень скоро. Никто этих «кругов» не видел, но фрухов вообще мало кто видел, так какие возражения? Лучше бояться, потому что страх подразумевает осмотрительность.

Я мог понять, почему люди так думают, но… я ведь знал Йиналу. Он не был похож на компьютер.

Может, они ведут себя иначе, когда сами по себе, а не в контакте. Может, дети у фрухов не такие, как взрослые? Может, Йиналу ненормальный?

А может, я вообще ничего не понимаю. Мне же всего двадцать.

Весна началась через два месяца после того, как мой домашний арест подошел к концу, и только тогда я серьезно подумал о том, чтобы пойти в лес.

Да только зачем? Я ведь не мог вернуться назад во времени.

Как-то раз папа заглянул ко мне, когда я занимался.

— Как твои занятия языком?

— Я к ним остыл. Дело идет медленно, да и смысла не вижу.

— Это значит, что у тебя больше нет желания встретиться со своим другом?

— Это значит, что я не могу. Мне бы хотелось повидать Йиналу, но жизни не хватит на все наказания, которые обрушатся на меня за это.

Я повернулся спиной, стараясь сделать вид, что сосредоточился на занятиях.

— Ну а если бы обошлось без наказаний?

— Угу, — ответил я. Мне только еще не хватало играть в если бы да кабы!

— Ладно, Кев. Сам маме ничего не говори, это я беру на себя. Возможно, теперь она не будет против. Во всяком случае, не столь категорично.

— Еще как будет! Слышал бы ты, каких наставлений она мне надавала, когда разрешила выходить из дома!.. Все равно спасибо, папа, нет, правда, но только из этого ничего не выйдет. Прости.

— Посмотрим. Не вешай носа. — Он помолчал. — Если она не изменит решения, попробуем что-нибудь другое.

Я поднял голову.

— Нет, папа, не надо. Я не хочу, чтобы и у тебя были неприятности.

Мы оба помолчали, а в конце концов обнялись. По-моему, первым начал он.

— Предоставь это мне. Просто пока помалкивай, ладно?

Я ткнулся лбом ему в плечо. И не стал больше спорить. Слишком уж хотелось, чтобы это удалось.