«Если», 2001 № 05 - [92]

— Бог, — чирикнул один туземец, лысый и розовый, с сиреневыми пятнами подживающих солнечных ожогов. — Добрый. Пожалел.

Трифилий хмыкнул и прошел в гостиную. Там все сияло чистотой. В спальне — тоже.

Зверьки не расходились.

— Ну, чего вам еще?

— Прохлады. Мало.

— Ждите, — с приличествующей божеству важной неторопливостью сказал Трифилий. — Будет вам прохлада. Скоро.

В тот же день на веранде появилась новая горка орехов — на сей раз не высушенных солнцем, а прежних, с изумительно нежным вкусом. Где туземцы их хранили, осталось загадкой. Не иначе пережидают жару в пещерах, решил Трифилий, объевшийся и осоловевший. Только ночью выходят… пакостить несговорчивому божеству.

Жизнь снова налаживалась. Иссохшие, скрученные винтом пальмовые листья давно рассыпались в прах, вместо них с дивной быстротой росли новые, радуя глаз свежей зеленью. После буйного цветения на пальмах появились молодые орехи, вяжущие рот, но съедобные; с каждым днем они становились вкуснее. Ручей вновь пробился из песка и зажурчал, а климатизатор не надоедал по ночам гудением.

Трифилий блаженствовал. Часть подношения, доходящего до десяти орехов в день, он съедал, часть прятал в холодильник на черный день, а из остатка изготовил-таки очень неплохую бражку. Мысль о модном курорте, завядшая было совсем во время прохождения планеты через перигелий, ожила, как новый росток из пережившего засуху корня. Ну и что с того, что здесь бывают периоды страшной жары?

Это значит, что курортом нельзя будет пользоваться круглый год, только и всего. Но в остальное-то время — можно!

Несколько раз являлся почтальон-андроид с неизменным «корреспонденции для господина Клюге нет» и предложением воспользоваться услугами галактической почты по льготному тарифу. Выяснилось, что он не раз посещал эту планету и в «климатически неблагоприятное время», в частности, во время недавнего периода великой жары, но разумно не покидал гиперкабины, а включал световой сигнал о своем прибытии и, выждав время, отбывал восвояси.

Трифилий ел орехи, пил бражку, валялся на пляже, купался и спал. К такой жизни он стремился всегда — и получил ее. Злоба на тетушку давно исчезла. Разве не стоит перетерпеть несколько недель жары, чтобы затем весь год наслаждаться райским климатом?

Спустя два, а может быть, и три месяца — Трифилий не вел учет дням — климатизатор вновь загудел ночью, на этот раз на нагрев. Дни также становились прохладнее. Трифилий уже не купался часами в ласковых волнах, а ограничивался одним-двумя нырками в остывающее море, после чего подолгу грелся в лучах сильно съежившегося светила. Во время утренних и вечерних прогулок приходилось накидывать куртку.

В тот день, когда выпал первый снег — еще робкий, сразу тающий на песке, — туземцы принесли особенно богатые дары. На следующее утро явились делегацией — нахохлившиеся, зябко дрожащие, обрастающие нежной шерсткой. Сложив орехи на ступени бунгало, паукома-каки дружно распластались на холодном песке — все восемь ног врозь.

— Чего вам? — нелюбезно спросил Трифилий.

Один туземец оторвал от песка мордочку, устремил на божество умоляющий взгляд:

— Тепла…

— Вы же просили прохлады, — ехидно поддел Трифилий.

Глаза туземца увлажнились слезой. Мордочка выражала раскаяние.

— Мы ошибались. Прости. Добрый бог. Дай тепла.

Трифилий вспомнил про эксцентриситет и задумался.

— Так и быть, — молвил он наконец, сообразив, что выкрутиться, пожалуй, будет несложно. — В свое время.

Туземца передернуло — то ли от холода, то ли от черствости божества.

— Тебе мало? — Он указал на дары. — Ты седр… сердишься? Мы принесем. Еще принесем. Много-много. Дай тепла. Сейчас дай.

— В свое время, я сказал! — загремел Трифилий. — А ну, брысь отсюда!

Макаки исчезли. Наученный горьким опытом, Трифилий собрал орехи и забил ими холодильник. К дверце придвинул дубовый стол. Пусть-ка теперь попробуют украсть у бога провиант!

На следующий день картина повторилась с той разницей, что паукомакаки явились в количестве не менее трех сотен и принесли своему богу не только орехи (успевшие порядком надоесть), но и иные плоды, похожие формой на груши, а вкусом… м-м… ощущения были подобны взрыву — Трифилия даже качнуло от наслаждения. Из воплей макак можно было понять, что они принесли богу лучшее, что у них есть, пусть бог смилуется над зябнущими и пошлет хоть немного благодатного тепла…

Терпения туземцев хватило на три дня — на четвертый не пришел никто. На пятый явилось с десяток зверушек, уже без подношения. Они кривлялись, гневно щебетали и всячески выражали недовольство своим богом. Трифилий надел куртку, вышел и разогнал их.

На восьмой день он не рискнул выйти: большая толпа восьминогих макак с увлечением занималась тем, что забрасывала окна бунгало камнями и ореховой скорлупой. По-видимому, они были сильно раздражены. Некоторые демонстративно испражнялись на веранде.

Месяц спустя Трифилий сидел у окна, уныло глядя на заснеженный пляж и ледяную шугу, гонимую волнами на берег. Почти все это время он провел в осаде. Иногда выпадали погожие деньки, тогда крохотное оранжевое солнце, поднатужившись, выедало в снежном покрове проталины; на макак, однако, это не производило особого впечатления. В такие дни они просто выжидали и, осознав, что божество лишь подразнило их призраком тепла, принимались досаждать ему с новой силой. Запас орехов в холодильнике таял.