«Если», 1999 № 10 - [11]

Девочка совсем смутилась и в отчаянии попыталась возразить, но двинулась следом.

— Куда мы идем? И вообще, где мы? Где?

— Это мой край, — с достоинством ответила Койотиха, медленно, широким движением руки обводя горизонт. — Я создала его. Каждый чертов куст полыни.

Они пошли дальше. Тени скал и кустарников снова начали вытягиваться. Походка у Койотихи была легкая, но шагала она широко; девочка изо всех сил старалась не отставать. Они оставили русло ручья и двинулись вверх по пологому неровному склону; вдалеке, на фоне неба, склон переходил в скальную гряду. Тут и там стояли темные деревья, это был лес, который люди называют можжевеловым. Поросль между стволами была куда гуще древесного леса. Кусты можжевельника, которые они миновали, пахли резко — кошачьей мочой, как говорили ребята в школе, — но девочке нравился их запах. Этот запах помогал проснуться. Она сорвала с куста ягоду и положила в рот, но тут же выплюнула. Боль снова начала подступать — темными волнами; девочка спотыкалась. Вдруг поняла, что сидит на земле. Попробовала встать, но почувствовала, что ноги дрожат и не слушаются. В страхе и смущении она заплакала.

— Мы пришли домой! — крикнула с вершины холма Койотиха.

Девочка посмотрела на нее одним заплаканным глазом и увидела полынь, можжевельник, бурьян, скальную гряду. Издалека, сквозь сумерки, доносился лай койотов. Под скальной грядой был виден городок — некрашеные дощатые дома и лачуги. Было слышно, как Койотиха снова зовет ее:

— Давай, малыш! Давай, мы уже пришли.

Она так и не смогла встать на ноги и попыталась идти на четвереньках, поползла по склону к домикам под скальной грядой. Много не проползла — ее вышли встречать. Пришли одни дети; по крайней мере, так показалось в первый момент. Потом она поняла, что большинство из них были взрослыми, только маленького роста; крепкого сложения, толстые, но с изящными, тонкими ручками и ножками. Глаза у них были блестящие. Несколько женщин помогли девочке подняться на ноги и повели, приговаривая: «Это недалеко, сейчас дойдем». В домах горел свет, видны были яркие прямоугольники дверных проемов, свет пробивался и из широких щелей между досками. В теплом воздухе сладко пахло дымом. Коротышки все время тихонько переговаривались и смеялись.

— Куда бы ее поместить?

— Наверное, к Зарянке, там уже все спят!

— Она может остаться у нас.

Девочка спросила хрипло:

— А где Койотиха?

— Пошла охотиться, — отвечали коротышки.

Тут послышался низкий голос:

— Что, в городе появился новичок?

— Да, — ответил один из коротышек.

Обладатель баса был намного выше остальных — высокий и крепкий, с мощными руками, большой головой и короткой шеей. Перед ним почтительно расступились. Он двигался очень неторопливо, тоже выказывая почтение к коротышкам. Удивленно рассмотрел девочку, на секунду прикрыл глаза — словно кто-то рукой заслонил пламя свечи. Пробасил:

— Это всего-навсего совенок. Что это случилось с твоим глазом, новенькая?

— Я была… мы летели…

— Ты слишком мала для полетов, — произнес высокий человек глубоким, мягким голосом. — Кто тебя привел сюда?

— Койотиха.

И один из коротышек подтвердил:

— Она пришла сюда вместе с Койотихой, Молодой Филин.

— Тогда, может быть, ей лучше остаться на ночь в доме Койотихи?

— Там одни кости, унылое жилье, — сказала маленькая толстощекая женщина, одетая в полосатую кофту. — Она может пойти с нами.

Ее слова решили дело. Толстощекая похлопала девочку по плечу и повела ее мимо хижин и лачуг к низкому дому без окон. Дверная притолока была такая низкая, что даже девочке пришлось наклонить голову, чтобы войти. Внутри было много народу, и следом за толстощекой женщиной ввалились еще люди. По углам комнаты в колыбельках спали младенцы. Горел добрый огонь в очаге, приятно пахло чем-то вроде жареного кунжутного семени. Девочку накормили, она немного поела, но голова стала кружиться, теперь уже в левом глазу потемнело, так что некоторое время она ничего не видела. Никто не спросил, как ее зовут, и не объяснил, как кого называть. Она слышала, как дети называли толстощекую женщину «Бурундучихой». Девочка собралась с духом и спросила:

— Я могу где-нибудь лечь спать, миссис Бурундучиха?

— Конечно, — ответила одна из хозяйских дочерей. — Пойдем.

Она отвела девочку в заднюю комнату, темную и пустую. Вдоль стен были устроены нары; там лежали матрасы и одеяла.

— Залезай! — сказала дочка Бурундучихи, ободряюще похлопав девочку по плечу, как это было здесь в обычае. Девочка забралась на нары, накрылась одеялом. Засыпая, подумала: «Я не почистила зубы».

2.

Девочка просыпалась и снова засыпала. В спальне Бурундучихи всегда, днем и ночью, было душно, тепло и полутемно. Кто-то приходил и ложился или вставал и уходил — днем и ночью. Девочка то дремала, то спала. Вставала, чтобы зачерпнуть воды ковшом из ведра в первой комнате, возвращалась и снова спала.

Теперь она сидела на своем ложе, болтая ногами. Больше не чувствовала себя плохо, только ощущала слабость и сонливость. Обшарила карманы джинсов и обнаружила в левом маленькую расческу и обертку от жевательной резинки, а в правом — две долларовых бумажки, монетку в четверть доллара и десятицентовую. В спальню вошла Бурундучиха и с ней хорошенькая пухлая темноглазая женщина. Бурундучиха села рядом с девочкой, обняла ее за плечи и приветливо сказала: