«Если», 1999 № 05 - [44]

Склоны моей долины, постепенно повышаясь, к краям становились более пологими. Поначалу, добравшись до верха, я едва мог перевести дыхание, бросался на землю и тяжело дышал. Теперь же, прожив под открытым небом по меньшей мере несколько месяцев, я окреп и взбирался на гребень без труда.

Я сидел спиной к сторожевому посту и ждал, а Хреса, мой страж, быстрыми шагами шел навстречу мне по краю котловины. Ему оставалось пройти еще довольно много, поэтому я уселся поудобнее, подтянув колени и опершись на них подбородком, и уставился на голую, выцветшую под солнцем землю.

Хреса пришел и включил энергетическое обеспечение поста, весьма похожего на автоматизированную информационную будку, какие часто можно встретить в больших городах. Хреса произносил какую-нибудь фразу, компьютер внутри будки переводил ее для меня. Со временем я научился не воспринимать голос Хресы, а слушал только перевод. Голоса ональби бесстрастны и похожи на шепот, они напоминают ветер пустыни.

— Все в порядке? — спросил Хреса.

Я кивнул:

— Все в порядке.

— Прости, что я так долго добирался.

— Ничего страшного, — ответил я.

Единственное, о чем я просил экипаж корабля, это о том, чтобы они как можно скорее обеспечили меня синхронным переводчиком. Это было не только моей проблемой, ведь чем скорее мы найдем лексические соответствия, тем скорее наладим наше совместное будущее. Они справились с этой задачей на удивление хорошо, но все же некоторые понятия в переводе с ональби на английский звучали несколько странно.

— Скоро пойдет снег.

Правда? Я почувствовал, что похолодало, но не знал, что это к снегопаду.

Хреса поднял клешни и второй парой конечностей дотронулся до сторожевой будки. На ее стенке появилось изображение, напоминавшее радужно переливающиеся красочные спирали — местный вариант карты погоды, с изотермами, изобарами и всем прочим. Он показал одним из щупалец кривую коричнево-пурпурного цвета.

— Видишь, как продвигается?

Несмотря на все усилия, я все еще не понимал их карт. Как говаривали ученые на корабле, ональби, возможно, воспринимают больше частот. На карте могли быть недоступные мне цвета. Скорее всего, в инфракрасной части спектра, как считал Роналд. Сейчас это не так важно, но со временем кому-нибудь надо всерьез замяться этим.

Не надеясь разобраться с картой, я перешел к практическим вопросам.

— Когда здесь пойдет снег?

— Завтра ранним утром.

— Могу я попросить тебя сбросить вниз еще два-три дерева? Чтобы поддерживать тепло, мне понадобится больше топлива.

Признаться, это были не деревья: растения больше напоминали мощный кустарник, но именно так их назвали составители словаря, а ональби согласились с этим названием.

— Ты опустел?

Да, над словарем явно надо было еще поработать.

— Пока нет, но скоро это произойдет, если не запасти еще топлива.

— Умение предвидеть характерно для людей?

Я разочарованно хмыкнул в ответ:

— Если бы я умел предвидеть, то не убил бы Гренабелосо, и мы с тобой не разговаривали бы здесь сегодня.

— С тех пор как ты сделался узником, у тебя с этим стало лучше.

Последнюю фразу можно было понять по-разному, и я попросил его сказать то же самое, но другими словами.

— Когда ты здесь появился, то думал только о том, что происходит сейчас. Теперь ты научился предвидеть.

Я вздохнул, подобрал камешек и бросил его в свою долину.

— Не знаю, есть ли такое слово в компьютере, но у нас это называется опытом. Оно означает, что человек с возрастом учится.

— Мы тоже учимся.

— Опыт не то же самое, что обучение. Вы рождаетесь мудрыми. Человек должен научиться понимать, что его поступки имеют последствия. Знание помогает достичь зрелости… Это значит, что ты можешь избрать верное направление действий, пусть даже и не совсем приятных, надеясь, что потом оценишь свое поведение как правильное. Если бы я был умнее в юности, то учился бы прилежнее. Тогда я смог бы достичь чего-то большего, чем место кока.

— Не понимаю, как можно родиться, не зная этого.

— Судя по тому, что я слышал, вы, ональби, живете долго и у вас не бывает гормональных скачков. Вы способны предвидеть результат своих действий. К тому же ваш более стабильный гормональный уровень не допускает каких-то… порывов, характерных для человека.

— Но мы, как и люди, охотники.

Несколько неожиданная, но хорошая мысль. Подумав, я кивнул.

— Мои охотничьи инстинкты — часть того, что привело меня к убийству Гренабелосо. Люди — оседлые существа. Мы также пытаемся защитить свой вид. Второпях соображая, как поступить, я решил, что беса — гуманоидное существо и нуждается в моей защите.

Хреса покачал из стороны в сторону огромной клешней, этот жест я бы приравнял к утвердительному кивку, хотя внешне он больше походил на уклонение от ответа.

— Мы не оседлые, — согласился он. — Нам трудно понять, как люди ощущают, что им принадлежат какие-то вещи. Например, можно ли считать своим кусок земли? Я много раз слышал, как ты называешь долину «своей», хотя ее создал не ты. Ональби считают своим только то, что они сделали. Не ты создал долину, а природа; но ты называешь ее своей, хотя даже по вашим меркам она принадлежит ональби. Как она может быть твоей, когда она наша? Я могу понять твое отношение к глинобитной хижине. Ты ее построил. Она твоя. Но про долину я не понимаю.