«Если», 1997 № 08 - [18]

Цель его прогулки уже маячила в отдалении, однако веселье, на которое он рассчитывал, быстро уступило место разочарованию, а затем злости. Он узнал одного из кретинов, подпирающих стену возле дверей клуба. Несмотря на прихотливую прическу, опровергающую закон всемирного тяготения, и нарочито продырявленную куртку, Мэнгл по-прежнему выглядел болваном. Паренек из сил выбивался, чтобы его принимали всерьез, но ему недоставало силы духа и энергии, чтобы сойти за крутого анархиста. Недаром настоящее имя Мэнгла было вполне безликим — Майкл.

Паренек заметил Кипятка, который поприветствовал его кивком. Рядом толклась пара девчонок и еще один тип. Обе девчонки были толстушками, хотя одна, брюнеточка, получилась бы ничего себе, если бы сбросила фунтов сорок — пятьдесят. Над дверью заведения горело название:

«РЫБОЛОВНЫЙ КРЮЧОК»

Дверь была покрыта надписями от руки, по большей части непристойного содержания. Рядом с ручкой кто-то прилепил наклейку для автомобильного бампера, гласившую: «Поджарим яппи!». Не обращая внимания на остальных, Кипяток обратился к Мэнглу:

— Что за дела?

— Закрыто, — ответил этот зануда похоронным тоном.

— Сам вижу, тупица! Почему закрыто?

В разговор встряла брюнетка, расположенная к знакомству.

— Прочти вон то объявление. Надо же так пролететь!

Кипяток внимательно прочел объявление. Читал он быстро, хотя не относился к энтузиастам печатного слова. Авторство объявления принадлежало Департаменту здравоохранения Альбукерке.

— Тараканы, — подсказал ему услужливый Мэнгл. — Кишат в кухне.

— Ну и что? Подумаешь, таракан в бургере.

Блондинка фыркала и давилась, ее подружка хихикала. Кипяток терпеть не мог хихиканья. Ломают комедию, решил он. Им здесь не место. Экскурсия в трущобы с зажатыми носиками. Мэнгл, хоть и жалкое существо, по крайней мере стремился сюда душой.

— Почему они просто не закрыли кухню? Зачем понадобилось запирать весь клуб?

Мэнгл широко развел длинными худыми руками.

— Откуда мне знать? Когда я явился, всех уже выпроваживали. Я решил, что вспыхнул бунт или еще что-нибудь, но где там!

Где там! Кипяток знал, что в Альбукерке не приходится рассчитывать на бунт. Слишком благополучный город. Местные «правильные» бесились при виде панков, а мексиканцы находили их облик просто потешным. Лучше быть объектом избиения, чем мишенью для хохота.

— Ничего особенного, — сообщил Мэнгл. — К выходным они обязательно откроются. Побрызгают в кухне — и дело с концом.

— Раз уж взялись, пусть опрыскают все здание. А то от тараканов некуда деваться. — Девушки хихикали, как нанятые. Брюнетка подмигнула Кипятку. Возможно, он поторопился, с ходу осудив их.

Он покосился на ноги. Экскурсанток неизбежно выдавала обувь. На обеих были модельные туфельки; при всей их замызганности трудно предположить, что это подарок Армии Спасения. Первое, неблагоприятное, впечатление Кипятка о девушках подтвердилось и даже усилилось.

Вот не повезло! Куда же теперь податься? «Рыболовный крючок» обычно открывался в девять вечера и работал примерно до трех утра, если владельцы не закрывали его чуть раньше или позже. Конечно, это не Гринвич-Виллидж и не «Мелроуз». Все столы были залеплены снизу жевательной резинкой — напоминание о временах, когда «Крючок» был студенческим клубом. Зато теперь здесь можно купить дешевые бургеры и послушать местную группу — настоящую, а не поддельную. Сюда приходили ради товарищеской обстановки и музыки, а не поесть.

Он огляделся. Улица была совершенно пуста, но дурацкие светофоры продолжали свое перемигивание, несмотря на отсутствие транспорта. «Можно — нельзя», «можно — нельзя» — совсем как родители и учителя. Зазубренная жизнь. Больше всего Кипяток ненавидел красный свет.

— Ну, кто желает заняться делом? — Мэнгл приобнял одну из девчонок. — Не возражаешь?

Девчонка хихикнула. Кипяток решил, что если она хихикнет еще раз, он надает ей пинков и прогонит в шею.

— Ума не приложу, как это у тебя получается, — восхищенно протянул Мэнгл. — Я видел, уже в пять утра ты был на ногах, но до сих пор выглядишь так, словно недавно проснулся.

— Все дело в энергии, — рассеянно отозвался Кипяток и зашагал прочь.

— Можно нам с тобой? — спросила одна из девушек.

Он покачал головой и заскрежетал зубами. Убраться из этого города! Хоть в Нью-Йорк, хоть в Лос-Анджелес. Лос-Анджелес совсем близко. Его место там, а не здесь. Впервые за весь вечер ему пришла в голову мысль, от которой у него полегчало на душе. Там он сможет болтаться по клубам, не опасаясь наткнуться на группу, которую не раз слышал, там обязательно найдутся люди, которые наймут его, не борясь при этом с приступом тошноты, там ему станут платить заработанное, не шпыняя за внешний вид. Там никому не придет в голову измываться над ним из-за прически. Даже полицейским не будет до него дела. Там он сможет вести независимое существование.

Именно ради этого он заделался панком и выпал из общего течения. Даже музыка была здесь ни при чем, хотя и она, конечно, представляла собой один из элементов целостной картины. Просто, хорошенько проанализировав себя, однажды он понял, испытав от прозрения острую боль, что совершенно антисоциален. Конечно, можно оставаться антисоциальным, но носить джинсы и кроссовки, однако тогда ты будешь выглядеть бродягой, а не бунтарем. Кроме того, ему нравилось, как он выглядит и как приводит в бешенство каждого «правильного».