«Если», 1996 № 10 - [32]

— Не понимаю.

— Поле страха, как мы его прозвали, — первая автоматическая реакция на непрошеных гостей. Но все, кто живет на Д’Маане, так или иначе к этому приспособились. Вот Нептун и разработал другие методы обороны: во-первых, резкое повышение температуры, а во-вторых, трансформацию материи. Роботов не испугаешь, так он их, недолго думая, расплавил.

— Трудненько же будет там закрепиться!

— А это уж не наша забота…

Дверь в палату распахнулась, и к нам ворвался Миклинн в сопровождении краснорожего — похоже, обожженного — Паркса. Миклинн бросил взгляд на меня и расплылся в улыбке.

— Вижу, что ты решил вернуться в число живых.

Я не спорил, только спросил:

— А сам ты как?

— Отлично. Просто отлично.

— Знаешь, Рэд, — фыркнул Паркс, — проклятые волосатики не хотят принимать ни одного предложения.

Миклинн пожал плечами.

— Ну что ж, Паркс, мы подчиняемся приказам. Нам приказано убираться отсюда, как только мы обеспечим волосатикам возможность спуститься на Д’Маан и выжить. Мы свое дело сделали.

— Но ведь ты понимаешь, — Паркс насупился, — что натворит Луа со своими дружками после посадки…

— Разве я не пробовал дать им несколько толковых советов? — заметил Миклинн, приподнимая брови. — Не моя вина, если они не желают слушать.

Паркс пристально вгляделся в командира и вдруг, закинув голову, от души расхохотался. Так, хохоча, он и вышел из комнаты. Я принял сидячее положение и осведомился:

— Что дальше?

Давно я не видел его любимого жеста: Миклинн потер подбородок.

— Как только встанешь на ноги, нас ждет новое задание.

— Под твоим руководством?

— Под моим.

Я поджал губы, зажмурился и все-таки кивнул.

— Думаю, существуют и более тяжкие виды казни…

Теперь расхохотался Джерзи.

— Если есть, то крайне редкие…

Протянув руку, Миклинн треснул Нивина по предплечью.

— Я выбью из тебя дурь! Повалю, наступлю на башку и выдавлю ее из ушей…

— Миклинн, — перебил я, — что, по-твоему, случится с арапетянами на Д’Маане и что так рассмешило Паркса?

Миклинн чуть было не протянул руки ко мне, но передумал и позволил им упасть по бокам.

— Луа и его бражка желают попасть на Д’Маан без малейшего промедления. Чтобы ты знал: Луа на Арапете — вроде средневекового феодала-разбойника. Он раскатывал свои волосатые губы на Д’Маан с тех самых пор, как впервые прослышал про эту планету. Едва высадившись, он пошлет своих разгильдяев раздевать ее догола, добывать все подряд, до чего дотянутся их грязные когти. — Миклинн ухмыльнулся, и, готов поклясться, что в уголках рта у него затрепетало злорадство. — Экранирующие костюмы, предложенные Мустафой, будут прекрасно служить, пока вы просто гуляете туда-сюда. Но как только они начнут добывать полезные ископаемые… — Он недвусмысленно хмыкнул. — У меня были кое-какие предложения хотя бы насчет того, как уберечься от отравленной воды, но Луа не проявил интереса…

Он постоял надо мной еще пол минуты и, кивнув на прощание, удалился. А я, скрестив руки на груди, сидел и размышлял о том, чем может закончиться конфронтация между нетерпеливыми невеждами арапетянами и водой, способной дать отпор. И сказал себе: Рэд Миклинн взял таки верх над планетой, на которую точил зубы, — над Арапетом…

Полгода спустя, в разгар новой трудной миссии, я спросил Рэда, стоит ли человеку таких способностей и размаха тратить время на сведение счетов. Он ненадолго задумался, затем посмотрел на меня в упор.

— А как иначе вернуть долг?

Честно скажу, я и по сей день не нашел ответа.

Перевел с английского Олег БИТОВ

Наталия Сафронова УВИДЕТЬ ЗНАЧИТ ПОБЕДИТЬ

*********************************************************************************************

Кажется, и над нами, уважаемые читатели, проводится широкомасштабная операция «Страх».

Ужасы всех сортов и видов пугают нас с экранов ТВ, скалятся с обложек журналов, щерятся с яркого супера книг. На самом же деле категория страха — одна из самых сложных и «больных» тем для философов, психологов, истинных писателей.

В романе Ф. М. Достоевского есть описание картины художника Гольбейна с изображением мертвого, только что снятого с креста Иисуса. Впечатлением о картине делится один из персонажей, которого поразил облик Христа, лишенный характерной для всех его изображений красоты. Зритель подробно фиксирует ужаснувшие его детали, наполняющие душу страхом. Если так ужасна смерть и так сильны законы — он говорит — природы, как же их одолеть человеку, ведь их «не победил тот, который побеждал и природу при жизни своей, которому она подчинялась»? Сейчас природа кажется созерцающему картину «темной, наглой и бессмысленно вечной силой, которой все подчинено». Она способна поглотить всякого, в том числе и самое «великое и бесценное существо».

Фактически Достоевский исследует здесь понятие экзистенциального страха, привлекавшего внимание многочисленных философов, и не только их. Одним из первых в этом ряду может быть назван датский мыслитель XIX века Кьеркегор (Киркегард, по более ранней транскрипции), посвятивший проблеме самостоятельное исследование — «Страх и трепет». Философ считается если не родоначальником, то предтечей так называемой философии жизни или философии отчаяния — направления, представленного впоследствии рядом блестящих имен мыслителей-экзистенциалистов.