«Если», 1995 № 10 - [51]

Толлер поднялся с мешка, на котором худо-бедно продремал полночи, и подошел к Завотлу. Тот показывал на крохотный столик с миниатюрным прибором, что состоял из вертикальной шкалы, к верхней части которой на тонкой, как волос, пружинке из стружки бракки подвесили грузик. Прошлым утром, в начале полета, грузик находился напротив нижней метки шкалы, а теперь поднялся на несколько делений. Толлер внимательно осмотрел прибор.

— Кто-нибудь его трогал?

— Никто, капитан, — заверил Завотл. — Выходит, все, что нам говорили, правда. Чем выше, тем меньше вес.

— Естественно, — отозвался Толлер, покривив душой: ничего «естественного» для него не было и в помине, поскольку даже после разговора с Лейном, когда брат усиленно пытался втолковать, что к чему, он не особенно в это поверил.

— Значит, через пару-тройку дней мы вообще ничего не будем весить и сможем плавать по воздуху как… как птерта! Верно, капитан?

— Какую высоту он показывает?

— Триста пятьдесят миль.

Толлер подошел к борту. У него чуть было не закружилась голова. Такой планету еще никто не видел — огромная, круглая, выпуклая, наполовину темная, наполовину покрытая искрящимся голубым океаном и окрашенными в нежные тона континентами и островами.

«Если бы вы стартовали с Хамтефа, то улетели бы в открытый космос, — словно наяву услышал Толлер голос Лейна. — А так вы вскоре достигнете средней зоны — вообще-то она немного ближе к Верхнему Миру, чем к нашему; там притяжение двух планет взаимно уничтожается. В нормальных условиях гондола тяжелее баллона, и корабль обладает устойчивостью маятника. Но когда ни баллон, ни гондола не будут иметь веса, корабль утратит устойчивость, и вам придется запустить боковые реактивные двигатели».

Толлер понял, что мысленно брат уже совершил этот полет, и все, о чем он говорит, обязательно произойдет. Лейн Маракайн и другие ученые разметили воздушную дорогу, и следовало лишь обращать внимание на вехи…

К ночи грузик на измерителе высоты поднялся почти до середины шкалы, и то, что сила тяжести непрерывно уменьшается, стало очевидно для всех.

Предметы, которые роняли, падали гораздо медленнее. Рилломайнер дважды просыпался с криком; у него было полное ощущение, что он свалился за борт.

Толлер велел всем членам экипажа привязаться веревками. Ведь одно-единственное неосторожное движение может привести к тому, что человек окажется за бортом.

Несмотря на уменьшение веса, подъем несколько замедлился. Лейн предупреждал, что так оно и будет, причина в том, что, чем выше поднимаешься, тем холоднее становится воздух и тем быстрее остывает газ в баллоне. Загрузочные воронки на горелке все чаще приходилось пополнять кристаллами; и хотя топлива взяли достаточно, Толлер слегка забеспокоился: что произойдет на высоте тысяча триста миль? Там вес корабля, который убывает пропорционально квадрату расстояния, составит всего четверть от обычного; чтобы расходовать поменьше кристаллов, в зоне нулевой гравитации надо будет, пожалуй, перейти на реактивную тягу.

Толлер приобрел привычку подолгу стоять, облокотившись о перила гондолы, словно впадая в транс, и глядеть куда-то в пространство, благоговейно взирая на окружающее. Верхний Мир находился прямо над шаром, но его закрывала громада баллона, а родная планета постепенно скрывалась в дымке, знакомые очертания расплывались, делались непередаваемо зыбкими…

На третий день полета небо стало темносиним, на нем высыпали мириады звезд, число которых возрастало чуть ли не ежесекундно.

Как-то, стоя у борта, Толлер увидел, как под кораблем чиркнул по небу метеор, прочертивший огненную прямую из бесконечности в бесконечность. Через несколько минут послышался звук наподобие громового раската — глухой и печальный. Остальные члены экипажа спали, чему Толлер искренне обрадовался: почему-то ему не хотелось ни с кем делиться своими чувствами.

Подъем продолжался, Завотл вел подробные записи.

Ученые утверждали на основании теоретических выкладок и сведений, полученных от участников разведывательных экспедиций в верхние слои атмосферы, что безвоздушного пространства, которое отделяло бы Мир от Верхнего Мира, не существует, поскольку планеты соприкасались атмосферами. Хотя воздуха на большой высоте будет меньше, хотя это утверждение следовало проверить.

На третий день полета Толлер ощутил, что дышать стало труднее. Ученые снова оказались правы. Однако вскоре выяснилось, что кое-чего они не учли.

Мудрецы, включая Лейна, в один голос заявляли, что в разреженном воздухе температура повысится, поскольку степень отражения солнечного света станет меньше. Толлер, уроженец Колкоррона, никогда не сталкивался с настоящим суровым холодом и не задумываясь отправился в межпланетный полет в рубашке, бриджах и жилете-безрукавке. В результате он потихоньку начал превращаться в сосульку. Неужели придется возвращаться только из-за того, что никто не догадался захватить с собой теплых вещей?

В итоге каждый из членов экипажа натянул на себя всю одежду, которую прихватил с собой, а Фленну было велено почаще заваривать чай. Это распоряжение капитана, продиктованное заботой о команде, едва не привело к серьезным осложнениям. Рилломайнер упорно утверждал, что Фленн, то ли назло, то ли от неумения, заваривает чай до того, как вода по-настоящему закипит, или дает чаю остыть, а потом уж разливает. Слово за слово, вспыхнула ссора… Наконец Завотл решил заварить чай сам, и тут правда выплыла наружу: вода закипала, не достигнув нужной температуры. Она была горячей, но не «как кипяток».