«Если», 1995 № 07 - [56]

Они жили и работали бок о бок, но в отношениях друг с другом блюли дистанцию. Азарт, разбуженный в душе Ланье Мирским, угас. Он не думал о завтрашнем дне. Будущее его почти не интересовало.

Когда-то он преклонялся перед Гекзамоном и его идеалами. В последние годы он лишь издали следил за переменами в жизни орбитальных объектов, за увеличением числа проблем, которые угрожали, подобно лавине, вот-вот похоронить под собой буквально все. Погрязнув в собственных нуждах и заботах, тот самый Гекзамон, что спасал планету, все-таки предал и Ланье, и Карен. Предал Землю. Не довел Возрождение до конца. И, наверное, уже никогда не доведет, что бы ни утверждали станции, вещающие по ночам с орбитальных тел. Больше всего Ланье бесили обтекаемые, слащавые ежесуточные сводки об успешном приближении открытия Пути. Дикторы то и дело упоминали о Возрождении — будто бы оно продолжалось.

«Я всего лишь одинокое человеческое существо, — говорил себе Ланье. — Я увядаю, как лист на дереве, и это правильно. Мне тут уже не место. Жизнь кончена. Ненавижу эти времена и не завидую тем, кому суждено родиться. Будь рядом Мирский, мы бы еще повоевали, ведь за ним наверняка стоят сила и мудрость, которых никому из нас не обрести…»

Но Мирский исчез. Уже несколько месяцев его никто не видел.

Пора спать, подумал Ланье. Лечь, уснуть, избавиться на время от болезненных раздумий. Руки уперлись в деревянные подлокотники, тело двинулось вверх… Казалось, он зацепился за что-то брюками.

Он озадаченно перегнулся через подлокотник, и тут в голове словно взорвалась бомба.

В глазах потемнело. Ланье судорожно вцепился в подлокотники, чувствуя, что не в силах выпрямиться.

В мозгу с лязгом съехались створки дверей и преградили путь во все хранилища воспоминаний. Карен… Где Карен?

Точно так же умер его отец, который был тогда еще моложе, чем Ланье сейчас. Никакой боли. Внезапный конец… И ничего не сказать на прощание. Не вымолвить даже: «О Господи!».

В темноте, что стояла перед глазами, возник радужный зев туннеля.

ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА

В шестидесяти метрах под периметром южного колпака Седьмого Зала находились генераторы; семь шахт, очищенных силовыми полями до полного вакуума, соединяли их с аппаратурой Шестого Зала. Генераторы не имели движущихся частей, а принцип их действия не имел ничего общего с электричеством и магнитным полем; он опирался на куда более сложное явление природы — законы причинности. Еще в конце двадцатого века Патриция Луиза Васкьюз искала им математическое выражение, а Корженовский довел ее работу до конца.

Эти семь генераторов подвергали пространство-время стрессовым нагрузкам, которые отражались на Пути. Четыре десятилетия машинами не пользовались, но они сохранились в исправности; вакуумные шахты тоже были готовы к работе и свободны от материи и связанной временем энергии, этого удивительного побочного продукта взаимодействия вселенных.

Над скважиной, что вела в Седьмой Зал, возвели прозрачный защитный купол. В скважину закачали воздух, а в пузырь поместили мониторы — гигантские красные шары, сплошь усаженные серебристыми и серыми кубами, каждый величиной с человеческую голову. Эти шары летали взад и вперед по силовым линиям, беззвучно огибая своих хозяев-людей, если те оказывались на их сложном маршруте.

Неторопливо вращаясь, Корженовский плавал в воздухе там, где когда-то начинался Путь. Легкий ветерок шевелил седые пряди на голове Инженера. Корженовский разглядывал сооружение на южном колпаке Седьмого Зала: огромные черные концентрические круги, разбежавшиеся на километры от скважины, состоявшие из ускорителей виртуальных частиц и резервуаров гравитонно-стабилизированного трития. Если они и вступят в дело, то лишь после открытия Пути; ускорители можно использовать как оружие — на несколько сот километров очистить Путь от материи, обеспечить Гекзамону «плацдарм», буде таковой понадобится. Затем машины создадут силовые щиты, чтобы отвести в сторону поток дезинтегрированной материи, который создадут лучи ускорителей.

Грозное оружие, грозная оборона…

Грозный противник.

Через две недели генераторы Пути будут готовы к испытаниям. Возникнут образования заведомо нестабильной конфигурации — виртуальные вселенные с дискретными измерениями, континуумы, чья реальность немногим более, чем абстракция. Их гибель озарит ночное небо Земли, когда частицы и волны, не известные любому стабильному континууму, оставят свои следы в протестующем вакууме. — Если испытания закончатся благополучно, то недели за три Корженовский создаст торус — независимую, устойчивую, самодостаточную Вселенную. Затем он разбалансирует торус и проследит за его угасанием; картина распада позволит судить о состоянии закупоренного конца Пути и местонахождении того в суперпространстве.

Возможно, еще несколько месяцев уйдет на «выуживание» этого конца, для чего предстоит генерировать виртуальную Вселенную, сопоставимую по размерам и форме с Путем, но не бесконечную. Она будет стремиться к слиянию с Путем, к созданию моста между генераторами и их «блудным сыном».

Рамон Рита Тьемпос де Лос Анджелес…

Корженовский закрыл глаза, лоб избороздили глубокие морщины. Он не мог не знать, откуда берутся и что означают эти обрывки фраз, все чаще нарушавшие привычный ход мыслей. Когда к его дублям «подселили» ядро психики Патриции Васкьюз, чтобы объединить их и образовать личность Инженера, то вместе с этим каким-то образом перекочевали ее воспоминания и устремления. Теоретически это было мало вероятно. Но в момент записи сознания Васкьюз была крайне взволнована, а Корженовский подвергся столь необычному «дроблению», что мало походил на учебную модель буфера для перезаписи личности.